Тангейзер
Шрифт:
– Нам можно не соблюдать, мы в походе.
– И что?
– В походе есть послабления, – пояснил Константин. – Так что мяса мне! С перцем.
Глава 3
Константин хоть и не родился здесь, но за пять лет жизни изучил каждый камешек в этой вообще-то крохотной стране, однако, как показалось Тангейзеру, все еще чувствует благоговение перед святынями, судя по его лицу и нервно поблескивающим глазам, вон даже ноздри раздуваются жадно.
Тангейзер
Старый Завет – это так, дикое прошлое, а он живет в мире победившего Нового Завета, и мир для него, Тангейзера, начался не с сотворения Вселенной, а с появлением Иисуса, который принялся переворачивать столы менял в синагогах, выгонять оттуда побоями продавцов голубей и торговцев сладостями и объявил всем-всем, что не мир он принес, но меч!
И потому сам сказал Константину:
– Дорогой друг, ты как-то обмолвился, что бывал в том месте, где родился Иисус.
Константин посмотрел с великим подозрением.
– Что ты имеешь в виду… дружище?
Тангейзер торопливо пояснил:
– Я говорю о яслях, где он родился!
– А-а-а, – сказал Константин несколько равнодушно, – да бывал. Только теперь там не ясли.
– Больше нет желания, – поинтересовался Тангейзер, – заглянуть туда?
Константин нахмурился.
– Зачем?
– Ну, мне показать…
Константин посмотрел на него в сомнении.
– Сам как-нибудь загляну еще разок… а то и не раз. Благочестивые стремления нужно поддерживать, человек слаб…
– Вот-вот! Это я о себе.
Константин покачал головой.
– Нет, я с тобой в такие места не ходок.
– Почему?
– Ты не просто безбожник, – ответил Константин строго, – ты богохульник.
Тангейзер сказал, защищаясь:
– Но разве ты сам не безбожник, как и наш император?
– Безбожник, – отрезал Константин, – это одно, богохульник – другое!
– Прости, – сказал Тангейзер смиренно, – меня иногда заносит, я же поэт, у меня натура… Но сам я в глубине души человек даже благочестивый, в самой глубине…
Константин оглядел его с головы до ног.
– Знаешь, Тангейзер, все мы по молодости бунтуем и на все поплевываем. Но ты что-то подзадержался в этом детском бунтарстве. Пора взрослеть.
– Но я же поэт!
– И что?
– Поэты, – сказал Тангейзер, – вечные дети… гм… Господа.
– Можно быть поэтом, –
Тангейзер открыл рот, собираясь возразить умно и хлестко, закрыл и уставился на Константина с таким изумлением, как если бы его лошадь сказала что-нибудь очень связное.
– Плохая?.. Да как ты… но вообще-то… да, что-то подмечено!
Народу в ту сторону прет многовато, большинство – паломники из стран Европы. Но толчеи нет – все как будто растворяются в огромном, величественном в своей простоте храме.
Пока подъезжали, Константин рассказывал суховато, что базилику на месте пещеры, в которой родился Христос, воздвиг еще Константин Великий, тот самый, которому приснился вещий сон насчет знамени с надписью «Сим победиши!», потом на ее месте отгрохали величественный храм. Персы, следуя за воинственным шахом Хосроем, уничтожили все христианские святыни в этих землях, но пощадили вифлеемскую базилику. Их остановила мозаика над входом, где изображено поклонение волхвов в узнаваемых персидских одеждах и головных уборах.
Пришествие Христа, как говорят, было предсказано иранским пророком и основателем огнепоклоннической веры Заратустрой, так что Хосрой не решился рушить святыню, связанную с их собственной древней религией.
Коней оставили все там же на просторном постоялом дворе, Константин спросил хмуро:
– Дальше ножками. Еще не разучился?
– С чего бы?
– Ночью ты куда-то ездил, – сказал Константин едко.
Тангейзер отвел взгляд.
– Ну, это я… изучаю местные обычаи. И слушаю местные песни.
– Да?.. И кто же это тебе поет среди ночи?.. Ладно, не отставай.
Тангейзер, довольный, что не надо отвечать, поспешил за старшим другом, строгим и одновременно снисходительным, что бывает еще обиднее, чем строгость и непримиримость.
Еще издали он засмотрелся на центральный неф базилики, что гармонично разделен четырьмя рядами двенадцатифутовых колонн из красного песчаника, Тангейзер решил сперва, что это мрамор, Константин повел его дальше, Тангейзер насчитал по одиннадцать колонн в каждом ряду.
Паломники прикладываются к одной из колонн правого ряда, крестятся и проходят дальше. Тангейзер несколько задержался, Константин спросил в нетерпении:
– Ноги прилипли?
– Нет, – ответил Тангейзер, – почему целуют только эту? Даже в очередь становятся… Чмокали бы соседнюю.
Константин ухмыльнулся.
– Один из вожаков Хосроя въехал было в храм на коне, но из этой колонны вылетел рой пчел и выгнал за пределы.
– А-а-а, – сказал Тангейзер, – здорово. А почему пеших не кусают?