Танкер «Дербент» • Инженер
Шрифт:
— Вот здесь мы облегчили смену звездочек, на валу, — объяснял мастер. — Это ускоряет перевод скоростей станка.
Емчинов боялся поскользнуться на мокрых досках и угодить в шестерни. Он мельком увидал, как высокий смуглый парень перевел станок на большую скорость. Выбил одну звездочку, поставил другую, поменьше. И это тоже было совсем обыкновенно.
Мастер быстро обошел станок и остановился перед щитом с измерительными приборами.
— Дриллометр, — пояснил он. — Этим прибором мы измеряем давление долота на забой. Регулируя давление, мы научились
Емчинов проследил, как смуглый парень навалился на тормоз, потом отпустил. Стрелка прибора едва дрожала. Не спуская с нее глаз, парень полез в карман, левой рукой достал ломоть хлеба и откусил. Как все это было обыкновенно!
Емчинов заскучал и не заметил, как ушла в отверстие квадратная штанга. Внезапно рявкнули контакторы, загремели цепи, и поползла вверх колонна, облепленная желтоватым промывочным раствором. Григорий Романович вздрогнул и посторонился.
«Ничего особенного они не делают, — думал он, переступая с ноги на ногу. — И не торопятся они вовсе. Старательно выполняют все, чему учили их инженеры. А секрет? И секрета никакого нет. Секрет в том, что другие работают плохо, а эти сносно».
Привычные мысли, овладев им, уже не покидали его, и он находил в них облегчение, какое испытывает слепой от рождения, утверждая, что света не существует и что выдумали его зрячие. Григория Романовича потянуло на воздух. Утомленно зевая, он поискал глазами Стамова и, не найдя его, поплелся на помост.
По другую сторону вышки мастер указал Стамову на деревянный лоток, по которому стекал глинистый раствор, вымывавший из скважины размельченную породу.
— С раствором волынка большая, — сказал он. — Приготовлять его здесь на месте — кустарщина. Завод нужен.
— Специальный завод строим, — отозвался Стамов, — будет у вас на буровых настоящий раствор. С кустарщиной скоро покончим.
— Да тут не в одном растворе дело. Вчера, например, с трубной базы прислали негодные трубы... Вот он сейчас говорил: «Развернуть, как знамя»... Совестно слушать, верь слову!
— Ну, поехал!
— Ты погоди, не махай. Когда мы ломали, Сергей, трудно было. Сколько сил положили, чтобы доказать возможность скоростной проходки. И доказали. Весь район шумит. А рекорды так и остались рекордами: нынче удалось, завтра сорвалось. Не закрепили. И выходит, обратно, не миновать — ломать надо.
С лица Шеина давно уже слетело выражение добродушия, с каким он гонял суслика по кустам. Он нетерпеливо теребил тесемки шапки и поглядывал на Стамова, как бы спрашивая: «Да понимаешь ли ты, чего я хочу?.. Понимаешь ли ты, что я ничего не имею против тебя, ни против кого другого, а только мне трудно, и я полюблю каждого, кто мне поможет, и возненавижу, кто будет мешать?»
— Ты поговори с Емчиновым, — сказал Сергей Николаевич, поглядывая в ту сторону, где остался управляющий. — Говори с ним начистоту, как со мной говорил. Это, Степан, хороший парень, боевой. Это такой человек...
Сергей Николаевич находился в том размягченном состоянии, когда хочется
Видел Сергей Николаевич и Аню, но с ней вышло иначе. Она как-то совсем не обрадовалась ему, говорила мало и ни о чем не вспоминала и на прощание сказала церемонно: «Милости просим, заходи, будем рады», так что он тут же порешил не заходить к ней. Зато к Григорию он чувствовал благодарную нежность, и ему казалось, то Григорий тотчас поймет мастера Шеина, как понимал он сам.
— Потолкуй с ним по душам, — повторил он, — говорю тебе, это чудесный парень.
— Сейчас видно хорошего человека, — поддакнул Шеин. — Пойдем, они дожидаются.
Емчинов стоял на помосте и, нагнувшись, соскабливал щепкой глину с сапог. Увидев мастера, он выпрямился и сказал:
— Замечательный почин. Надо собрать слет стахановцев и наладить обмен опытом. Я думаю, у вас есть и неполадки. Давай побеседуем без обиняков, по-рабочему.
— Степан Нилович говорит, что трубы с базы присылают негодные, — сказал Стамов, покашливая. — И вообще, Гриша, обрати ты внимание на работу цехов. Нельзя загружать мастера мелкой хозяйственной суетой. А они загружают. Вот он говорит...
Емчинов вынул записную книжку и, поставив ногу на штабель труб, приготовился записывать. Мимо пронеслась с пронзительным чириканьем стая воробьев и закружилась над сухим кустом, в котором спрятался суслик. Мастер проводил их глазами. Воробьи взмыли и полетели в степь.
— Я так скажу, — решительно отрубил вдруг мастер, — пока бурение не будет организовано как единый процесс, до тех пор стахановская проходка останется рекордом. Работа бригады зависит от тех нерях, что сидят на трубной базе да в цехах. Мы уничтожили суету на буровой, изобрели приспособления, научились считать се-кун-ды! А у нас крадут целые часы!
Утвердительно кивая головой, Емчинов зорко вглядывался в собеседника. Маленький, рябоватый, одетый в ватный пиджак, со складным метром, торчащим из кармана, он походил на расторопного сезонника — плотника или землекопа. Из всего, что говорил этот человек, Емчинов понял одно: Шеин хочет, чтобы его рекорды стали обычной нормой для всех бурильщиков, а значит — перестали быть исключительной заслугой его, Шеина. Выходило, что Шеин из знаменитости хотел превратиться в обыкновенного человека. Может быть, за этим скрывалась какая-нибудь другая цель? Может быть, Шеин добивается контроля над цехами? Или он хочет выжить начальника трубной базы? Пока это оставалось неясным. Не следует торопиться и обещать Шеину поддержку, но и ссориться со знатным бурильщиком тоже не с руки.