Танковые сражения войск СС
Шрифт:
Около 19.00 поступил приказ на прорыв. Мы приняли боеприпасы на вилле Геринга на Вильгельмштрассе. Я получил приказ явиться в Рейхсканцелярию, где мне пришлось обежать множество залов, пока я не вышел на улицу по широкой лестнице. Потом я попытался пройти через здание и увидел, как во внутреннем дворике пытаются что-то сжечь, поливая бензином (это было тело Адольфа Гитлера). С каждой попыткой в небо поднимался столб дыма, и русские тут же открывали огонь из орудий и минометов. Потом под него подложили две мины и подорвали их. Геббельс отдал мне приказ: «Собраться у станции на Фридрихштрассе рядом с мостом Вайдендаммер. Там будет прорыв наших войск. Могут присоединиться три-пять танков. Прорываться на Ора- ниенбург, соединиться с группой Штайнера и продолжать движение в сторону Шлезвиг-Гольштейна. Там установить контакт с канадцами и приготовиться к контратаке на восток». Я узнал, что Адольф Гитлер мертв, что он женился на Еве Браун и что на улице лежали именно их тела. Мы прибыли на Фридрихштрассе к мосту Вайдендаммер около 9 часов вечера. За нами медленно скапливалась колонна товарищей, готовых рискнуть и пойти на прорыв. Было три или четыре танка, самоходки и несколько
К нам присоединился высокопоставленный офицер. Его знаки различия были скрыты под пальто. По-видимому, он пользовался уважением среди окружавших нас людей, поскольку они попросили забрать его с собой. Он тоже забрался на корму танка. Во время прорыва нам предстояло пробить противотанковое заграждение, так как оставленные проходы были слишком узки для «королевского тигра».
Заграждение, согласно докладам, располагалось на мосту или сразу за ним.
У первой же улицы, выходившей справа (как я позднее узнал, это была Цигельштрассе), мы попали под шквальный огонь не столько противотанковой, сколько полевой артиллерии, пехоты и т. п. Все, что находилось снаружи машины, было сбито, включая правое крыло и буксировочные тросы. Внутреннее переговорное устройство отказало, и механик- водитель продолжал двигаться на высокой скорости. Впереди на улице, к которой стремился наш механик-водитель, показалась глубокая воронка. Через наводчика мне удалось передать механику-водителю, чтобы он объехал воронку по тротуару. При этом мы свернули немало столбов, поддерживавших троллейбусные провода. Чуть дальше мы наткнулись на баррикаду. Открыв командирский люк, я увидел, как сбоку появился островерхий головной убор. В темноте я толком не мог его разглядеть и схватился за пистолет, но вовремя заметил значок «мертвой головы». Это был какой-то унтерштурмфюрер. Он сказал, что был водителем и вторым адъютантом Геббельса. Он хорошо знал берлинские улицы. По его словам, он запрыгнул на левое крыло, когда мы двинулись вперед, и держался за башню, зная, что у Цигельштрассе будет жарко. На вопрос, что же случилось с теми, кто ехал на корме танка, он ответил, что их разорвало в клочья. Остались лишь куски ткани и тел. Мы выбрались из проводов и медленно двигались вперед, обходя баррикаду. Унтерштурмфюрер был неплохо осведомлен и сказал мне, что последним человеком, который к нам присоединился, был Мартин Борман. Из тех троих, что сидели на корме танка, не выжил никто. Потом он провел нас между Цю- рихерштрассе и Шенхаузер-Аллее. Русских вокруг почти не было. Мы проехали мимо большой колонны, но так и не поняли, кто это был. Какие-то женщины набирали воду из пожарного гидранта. Мы остановились рядом с ними и спросили, что за колонна стоит на левой стороне улицы. Они ответили, что это тоже немцы. Мы поехали дальше и вскоре достигли так называемого «второго кольца» русских на Шенхаузер-Аллее. Здесь генерал Беренфенгер пытался навести хоть какое-то подобие порядка. Он попросил нас переехать на другую сторону улицы под линией метро и занять позицию в голове колонны. Вскоре мы наткнулись на немецкие мины. Генерал Беренфенгер тут же вернулся, и я сказал ему, что мы потеряли ход, но через час снова сможем вступить в бой. Тогда он сказал мне: «». Дружище, проследите, чтобы ваш танк взорвали, а главное — постарайтесь отвести ваших ребят домой целыми и невредимыми. Мы проиграли войну». Я рассказал ему о приказе, полученном от Геббельса. Генерал ответил: «…Я разговаривал с генералом Кребсом, который вел переговоры с русскими. Мы вконец проиграли войну. Теперь мы должны попытаться разойтись по домам». Мы взорвали машину — это было печальное зрелище. В Берлине мы подбили тридцать девять танков. Мы их сожгли. Прочая подбитая техника точному учету не поддавалась.
2 мая 1945 года — Это произошло около 7 часов вечера под линией метро, проходившей по эстакаде у станции на Шенхауэр-Аллее. Несмотря на хаос, экипаж еще оставался со мной, и мне не без труда удалось уговорить водителя грузовика «Опель-Блиц» перегнать машину на другую сторону широкой улицы, которую простреливали русские. Шанс пересечь улицу был только у первой машины — остальные были бы обречены. Когда водитель согласился, я собрал экипаж и объяснил им свой план. Мы должны были уцепиться за левый борт грузовика и, когда он пересечет улицу, попытаться пройти по другой стороне. В это время масса солдат и мирных жителей также попыталась перейти улицу. Однако гора мертвых тел становилась все выше, и эта волна тоже схлынула. Это было непросто — шедшие сзади не видели, что творилось впереди, и продолжали напирать. Тогда «Опель-Блиц» устремился через дорогу и остановился на другой стороне улицы. Машину буквально изрешетило.
Экипаж не решился прыгнуть вместе со мной и остался на той стороне улицы. Мне удалось перебраться. Однако я был ранен и несколько километров шел, хромая, пока не наткнулся на кабриолет «Адлер». В этой неразберихе наш радист Алекс Зоммер получил пулю в живот. Он до сих пор числится пропавшим без вести. Наводчик был легко ранен и попал в плен к русским вместе с заряжающим и механиком- водителем. Я же поехал дал ыые на белом «Адлере» и наткнулся на еще одну группу, прорывавшуюся с пятью самоходками и огромной колонной солдат и гражданских на грузовиках и санитарных машинах с ранеными. Мы прорывались в направлении на Науэн и Ораниенбург. Мы шли через города, часто оказываясь под убийственным огнем русских. Раненых приходилось оставлять. Многие просили оставить им ручную гранату или пустить пулю в голову. Чтобы помочь им, мы раздавали последние гранаты. Шедшая впереди санитарная машина —
17 июня 1945 года я был без предупреждения схвачен русскими после того, как начальник немецкой милиции в Хавельберге, внучку которого я спас из реки четырьмя днями ранее, выдал меня Красной Армии. Допросы проходили жестко, но расстреливать стали намного реже. Впоследствии меня дважды приговаривали к смерти: сначала в Хавельберге, а затем в поместье графа Иценплица в Штю- денице. В первый раз я избежал смерти благодаря собственным действиям, во второй — по счастливой случайности. Потом меня держали в плену в Бранденбурге и освободили на Рождество 1949 года. В тот же день я нашел наводчика и механика-водителя из своего экипажа, которые вместе попали в плен. Наводчик работал на шахте под Сталино, а механик-водитель — водителем под Сталинградом. Их освободили в один и тот же день, и на этом завершилась история танка и его экипажа.
В экипаж «королевского тигра» № 314 3-й роты 503-го тяжелого танкового батальона СС входили: командир Георг Дирс, наводчик Вольф-Дитер Коте, заряжающий Алекс Зоммер, механик-водитель Вилли Кенкель и радист Бодо Ханзен.
«Тигр» и «Панцерфауст» — последний бой за Берлин
В Берлине есть Французская улица и Французская церковь. Они названы так в честь гугенотов, которые бежали от религиозных притеснений и осели в Пруссии в начале XVII века, помогая строить столицу. В середине XX века другие французы пришли защищать столицу, которую помогали строить их предки.
апреля, перед полуднем, 57-й французский батальон, еще насчитывавший 300 человек, пересек Берлин с запада на восток, от реки Гавель до района Хазенхайде, неподалеку от Темпельхофа. Эти добровольцы ехали примерно на десятке грузовиков, пели песни и добродушно махали руками берлинцам, которые, улыбаясь, махали им в ответ. Накануне штурма берлинцы казались нам такими же жизнерадостными, как и обычно, без следа паники, замешательства или отчаяния.
апреля наш батальон и танки дивизии войск СС «Нордланд» нанесли удар от муниципалитета Нойкельна, чтобы отбросить русские войска, уже угрожавшие центру Нойкельна. Мы продвинулись примерно на километр, прежде чем русские успели среагировать. Однако затем их сопротивление усилилось, и они яростно атаковали соседние участки, где им удалось прорвать нашу оборону. Около полудня на батальонный КП, располагавшийся в здании муниципалитета, к огромному нашему удивлению, обрушился огонь русских пулеметов. Впрочем, мы тут же организовали контратаку и очистили этот квартал. Мы продолжали упорно оборонять позиции до вечера, пока не появился наш посыльный, сообщивший, что русские уже вышли к Герман-Плац примерно в 900 м. позади нас. Связь с соседями справа и слева отсутствовала. За нами замыкалось кольцо окружения.
Уже к ночи по последней свободной улице мы вышли к Герман-Плац. Самоходки «Нордланда», укрывавшиеся за баррикадой из брусчатки, отбивали атаки русских танков и уничтожили множество машин. Около полуночи самоходкам пришлось отойти из-за отсутствия снарядов. Нам наконец-то удалось связаться с дивизией, и остаток ночи мы провели в пивной «Томас Келлер» у вокзала Ангальтер. После первого дня боев я стал размышлять о реальном положении обороны Берлина. Были как сильные стороны, так и слабые (в первую очередь — нехватка техники и боеприпасов). Единственным способом поддерживать связь были посыльные, которые нередко задерживались в пути из-за сильных бомбежек. Части в основном были предоставлены сами себе и старались извлечь максимум выгоды из использования имевшихся ресурсов совместно с ближайшими соседями. Две трети, если не три четверти, бойцов составляли члены гитлерюгенда и фоль- ксштурма, необученные и вооруженные тем, что попалось под руку. Тем не менее молодежь из гитлерюгенда неплохо проявила себя, подбив множество танков из «панцерфау- стов». В Нойкельне я получил подразделение гитлерюгенда в качестве подкрепления. Ребята прекрасно сражались весь день. Регулярные части армии и войск СС насчитывали менее 20 тысяч человек при менее чем 100 танках, а артиллерия уже расстреляла почти все снаряды.
Но, несмотря ни на что, они сражались с невероятным азартом. Противник вполне отдавал себе в этом отчет: сам Сталин перед сражением за Берлин говорил, что предстоит очень тяжелое сражение. Маршал Конев в своих воспоминаниях писал, что Советская армия потеряла в Берлине 800 танков — это четыре или пять танковых дивизий. Генерал Попель, начальник штаба Жукова, говорил: «На нас набросился лев». Генерал Чуйков утверждал позднее: «Что я могу сказать? Этот орешек разгрызть было труднее всего». То же самое Чуйков говорил и Жукову, отчитывавшему его по телефону: «Я не могу идти дальше. Эсэсовцы на своих «тиграх» храбро дерутся».
Этих эсэсовцев с «тиграми», сдерживавших наступление Чуйкова, было всего 3000 человек: немцы из «Лейбштан- дарта» из казарм в Лихтерфельде, отбившиеся от своих частей бойцы дивизий СС, пробравшиеся к нам, 300 человек из штабов войск СС, финны, датчане, шведы и норвежцы из 11-й моторизованной дивизии «Нордланд», солдаты танкового полка «Герман фон Зальца» и 503- и тяжелый танковый батальон СС III танкового корпуса СС (восемь-десять «королевских тигров» под командованием оберштурмбанн- фюрера Кауша, подбившие за двенадцать дней 480 танков), 300 французов из батальона «Шарлемань», уничтожившие «панцерфаустами» 62 танка, латвийцы, испанцы и венгры. Здесь на последнюю встречу собралась вся Европа.