Танталэна

Чуковский Николай Корнеевич

Автомобиль Шмербиуса не отставал от нас. Мы мчались все время с одинаковой скоростью. Но Баумер мало-по-малу приближался. Все же мы впереди! Все же мы приедем первые! Вперед! Вперед!

Шоссе повернуло налево и стало подниматься в гору.

— Аэродром там наверху, — сказал отец.

Все выше, выше, выше и вот, наконец, мы на широкой поляне. Вдали показались какие-то домики. Да это целое селение! Мы неслись прямо к нему.

Баумер попробовал объехать нас, но это ему не удалось. Он только потерял несколько секунд и отстал. Домики

все увеличивались. Это не домики, а длинные кирпичные сараи.

— Вот гаражи, в которых находятся самолеты, — сказал отец.

Один из гаражей открыт. Перед ним огромная машина. Крылья черные, и на каждом крыле и все тот же знак — череп и скрещенные кости.

Мы первые подъехали к самолету. Джамбо, с Марией-Изабеллой на руках, вбежал в пассажирское отделение машины. За ним последовали мы с отцом и дон Гонзалес.

В это мгновение подкатил автомобиль Шмербиуса, и мисс Мотя подбежала к самолету.

— Donnerwetter! — заревел опоздавший Баумер и поднял ружье.

Самолет сорвался с места и, как ураган, помчался по равнине. Потом стал плавно подниматься. Вот уже виден пылающий город. Пламя отражается в озере, и от этого вода возле набережной кажется кровавой. Вот под нами широким полукругом расходятся кирпичные гаражи. Вот три автомобиля, у которых стоит Баумер, потрясая винтовкой, два китайца, араб и мисс Мотя.

— Но где же Шмербиус? — спрашиваю я.

Действительно, где же Шмербиус? Его нет между ними. Вдруг я вскрикиваю.

— Смотрите! — говорю я. — Шмербиус висит на кольце, за самолетом!

К задней части самолета было привинчено кольцо. За него одной рукой держался Шмербиус. Он висел над пропастью. Фалды его сюртука развевались, как крылья. Он был похож на большую нелепую черную птицу.

— Нам придется снять эту гадину, — хмуро сказал дон Гонзалес.

Мы с трудом втащили его в каюту. Он подошел к окну и стал смотреть, как пламя уничтожает его любимый город, город, который он хотел сделать столицею мира!

Мы поднимались все выше. Теперь нам был виден весь остров — горы, синее озеро, леса и поляны. Город казался пылающим сердцем острова.

И вдруг случилось нечто невозможное. До нас донесся ужасающий грохот. Остров заколебался, закачался и сразу, как бы по мановению жезла, исчез, провалился, пропал.

На его месте заклокотала белая, буйная, веселая пена. Вихрь подхватил наш воздушный корабль и так накренил его, что мы попадали на пол.

Когда я встал на ноги и снова посмотрел вниз, под нами расстилалась ровная, спокойная равнина океана.

Глава восемнадцатая. От океана к океану

— Это был взрыв арсенала, — сказал Шмербиус.

— Это было землетрясение, — сказал отец.

—

Взрыв арсенала вызвал землетрясение, — мрачно настаивал Шмербиус. — Разве вы знаете, какие взрывчатые вещества были у меня в арсенале? Ими можно было разрушить весь мир.

Я взглянул на него. Он был бел, как стена. Его синие губы тряслись. Он говорил сам с собой и нас, казалось, не замечал.

— Да, остров Танталэна погиб. Мой остров! Я собственным разумом, собственной волей создал все, что на нем было. Тридцать лет тому назад я нашел на этой скале две сотни китайских головорезов, да банду бежавших из Австралии каторжников. Они грабили мелкие суденышки искателей жемчуга, пили и дрались между собой. Это было никчемное, жалкое, нищенское дело. Если бы не я, они давно подохли бы — все до единого. Я организовал их; я дал им закон; я указал им ценную добычу; я научил их строить корабли; я сделал их остров неприступнейшей крепостью в мире; я опутал весь земной шар небывалою сетью шпионов, благодаря которым нам стали известны замыслы всех королей и республик; я вел их к победе над всем миром. Я хотел превратить этот жалкий и пьяный сброд во властителей вселенной а они продали вселенную за бутылку виски. Все мои труды, все бессонные ночи пропали даром.

Он угрюмо посмотрел на нас и затем заговорил еще печальнее.

— Я дал им самое драгоценное, что есть у человечества — музыку. Свою музыку, кровь и плоть свою. Эти злодеи, никогда не знавшие жалости, с улыбкой истреблявшие стариков и детей, плакали, слушая ее. Но музыка была так же не нужна им, как власть над вселенной. Они предали Шмербиуса и этим погубили себя. А на что я гожусь без моих джентельмэнов удачи, без моего театра, без моей Танталэны? Да, это верно, теперь я сделался просто плешивым шутом.

Слезы текли у него по щекам, нос покраснел. Он замолчал и отвернулся от нас.

Отец, сосредоточенно возившийся в переднем отделении с какими-то колесами и рычагами, подозвал к себе дона Гонзалеса.

— Ничего не понимаю я в этом самолете, — сказал он.

— Сколько верст мы делаем в час? — спросил равнодушно Шмербиус.

Отец посмотрел на какой-то прибор.

— Триста пятнадцать, — сказал он.

Шмербиус вышел в переднее отделение и через минуту вернулся.

— Радио-двигатель цел, — заявил он. — Но руль испорчен. Взрыв арсенала погубил и нас. Мы несемся на запад со скоростью урагана.

Но ни изменить направление, ни опуститься мы не можем.

Нам, пожалуй, не выбраться живыми из этой воздушной тюрьмы. Но, как это не странно, мы совсем не были потрясены таким положением дел. Человек может привыкнуть даже к смерти.

Внизу давно наступила ночь. Мария-Изабелла спала на полу, прикрытая брезентом. Но здесь, наверху, все еще сияло солнце. Огромное, красное, оно медленно ползло к горизонту. Наконец, и мы перестали видеть его. Сразу стемнело. Мы в беспорядке разлеглись на полу.