Таня Гроттер и Болтливый сфинкс
Шрифт:
Гробыня не глядя отмахнулась. Это был вышедший на охоту мертвяк, а с ними не заговаривают.
Лишь рухнув на диван в гостиной у Гробыни, Таня ощутила себя уютно и безопасно. Утробные звуки улицы остались снаружи.
– А где будет свадьба? – спросила Таня.
– Ты не поверишь. В Москве, – ответила Склепова со смешком.
– Почему?
– А где еще? В Тибидохсе слишком пафосно. Всякие Гуги придут в париках, Медузия будет сверкать глазищами, а Недолеченная Дама заботливо поправлять мужу кинжальчики… Нет, такой свадьбы я не перенесу.
– А если на Лысой
Гробыня фыркнула.
– И ты туда же? На Лысой Горе все Гуня рвался отмечать. Для него свадьба без драки – даром потраченное время. Ну я, понятно, его притормозила. Для меня Лысая Гора – это слишком брутально. Сама выходи замуж на Лысой Горе! Я – пас! Ты хоть обряд знаешь?
– Нет.
– Оно и видно. Я подумала, пусть лучше нас зарегистрирует сонная тетка в лопухоидном загсе, чем тут припадочный ведьмак, приплясывая, будет водить нас вокруг костра с осиновыми дровами, а потом перережет горло волку и обрызгает нас его кровью.
– Неужели все так гадко?
– А ты как хотела? «Объявляю вас мужем и женой? Топайте в гражданскую ячейку общества и чтоб все было культурно?»
– И светлые маги так? – усомнилась Таня.
– У светлых магов суть та же, только чуть помягче, размытая такая. Вместо собаки то ли птица, то ли рыба. Причем они покрывают ее тряпочкой, чтоб не видно было, кого в жертву приносят. Типа что не видно, того нет! – Склепова нервно расхохоталась.
Гибко, как пантера, она вспрыгнула на диван, легла животом на его спинку и заглянула Тане в лицо. Совсем близко Таня увидела ее кошачьи, вкрадчивые, разного размера и цвета глаза.
– Да ты, видно, еще не врубилась, Гротти, в какие игры мы играем. Что темные маги, что светлые – одинаковая декорация. Всякие битвы между нами – это битвы зла со злом. Без исключений. Тот, кто позволил себе забыть об этом, – тот уже одурачен.
Гробыня облизала губы, а потом вдруг сердито и быстро, точно мстя ему за что-то, куснула диван.
– Я тут на этой Лысой Горе на таких уродов конченых насмотрелась, что хоть стекло жуй и ртутью из градусников запивай. Темные маги – это уроды явные и неприкрытые. У каждого на лбу написано: «Стою пять дырок от бублика, но сдачи не даю». А белые маги – это уроды с вывертом. Вроде как маскируются, а сами в помойке на метр глубже сидят. Темные маги хоть кончиком носа иногда из помойки выныривают свежего воздуха глотнуть, а эти вообще никогда.
Таня встала. Разговор ей не нравился. Существуют темы, которых надо избегать, потому что обсуждение их само по себе тупиково. За обсуждением и выводом должны следовать какие-то исправляющие действия. Если же действий нет, то пустая болтовня становится вдвойне преступной. Раньше-то многие поступки были неосознанными, а теперь получается, что и этой отговорки нет.
– А в Москве где праздновать будете? Москва большая, – спросила Таня.
Продолжая лежать на животе и вжиматься щекой в спинку дивана, Склепова сказала половинкой рта:
– Понятия не имею где.
Таня не поверила, что такое возможно.
– Как это?
– Я себя знаю. Сама бы я никогда не определилась. Мне бы все казалось
Таня заверила, что понимает. Она и сама нередко прибегала к подобному методу. Переложение ответственности – любимейшая из внутренних женских игр, конкурирующая разве только с игрой в «какая я несчастная».
Хотя торжественных событий в жизни у Тани было мало, она интуитивно ощущала, что праздники нельзя готовить. Они тогда обязательно сорвутся. С другой стороны, если их совсем не готовить – они сорвутся вдвойне. Поэтому лучше все же подготовиться, но слегка, еле-еле, двумя-тремя штрихами. Такое вложение эмоциональных усилий самое правильное.
– И кому ты поручила? – спросила Таня с живым интересом.
Гробыня помедлила, смакуя паузу.
– Семь-Пень-Дыру и Жикину.
Таня расхохоталась. Более нелепого выбора существовать просто не могло.
– КОМУ?
– Ну да! Именно им! – радостно подтвердила Гробыня. – Дыр, сама знаешь, папахен общемирового жмотства, а Жикин такой весь с распальцовочкой. Типа «принесите мне товарную накладную на йогурт, который вы называете сегодняшним». Мне жутко интересно, что они вдвоем смогут выбрать.
Внезапно вспомнив, что она целый день ничего не ела, Таня стала распаковывать скатерть-самобранку, но Склепова не позволила ей этого сделать.
– Погоди, давай чего-нибудь нормальное приготовим! Мне надо покормить моего супружника! А то он сейчас придет злой и сердитый и раздумает жениться. Что я тогда буду делать? Можно, конечно, пойти по стопам Гризианы, которая накопает себе молодых мужей на любом кладбище, но это не мой вариант. Только и останется, что объявления в газетку писать: «Красивая умная девушка с разными глазами, одинаковыми ногами, с чувством юмора и без вредных привычек мечтает познакомиться со скромным миллионером аналогичных качеств. Инфантилам просьба не беспокоиться».
«Нормальной едой», с точки зрения Гробыни, оказались бутерброды и жареная картошка с луком. Причем картошку, видимо, готовил с утра Гуня, потому что Склепова, прежде чем разогреть, долго искала ее по сковородкам и кастрюлям.
– Понимаешь, тут какая штука, – продолжала Гробыня, обожавшая без перехода возвращаться к прерванным разговорам. – Огромный плюс моего Глома в том, что он постоянный. Он любит меня не потому, что у меня есть какие-то качества – красота, нос, волосы, талант готовить яичницу при отсутствии яиц и так далее, а просто потому что я – это я. Отруби мне ноги, отпили руки, он все равно будет меня любить. Ну прямо как тебя твой Валялкин. Только Гуня – он как большой пес. Любит неосознанно, на автопилоте, сам не зная, как это качество называется, а Ванька все же малость посложнее. У него и психология какая-то есть, и зверушек любит!