Таня и Юстик
Шрифт:
Я хотела, чтобы мне ответил сам Бачулис, смотрела на него во все глаза, но он не поднял головы.
– Из гетто не возвращались, - сказала Даля.
Она осуждающе посмотрела на меня, но я решила не отступать.
Если им всем это безразлично, то для нас это имело значение, хотя, может быть, папе еще вреднее волноваться, чем Бачулису.
– И Эмильку не нашли, - упрямо сказала я.
– И не знаете, где она погибла.
Им мои слова не понравились. Даже Юстику. Он легонько толкнул меня в бок. Просто отчаянный парень этот Юстик!
Я повернулась
– Ты чего толкаешься?
– И громко добавила: - И предателя, конечно, не отыскали.
– Таня, - сказал папа, - не показывай свой характер. И пожалуйста, не фантазируй.
– Какая уж тут фантазия, - сказала я.
– Ясно ведь, что предатель был.
– Ну вот, придумала, - вмешалась в разговор Даля.
– Ты еще ребенок. Она погладила меня по голове.
– Тебе нравятся страшные истории. Может быть, отправишься спать? Во сне и поймаешь предателя.
Ловко она из меня дурочку сделала. Юстик хихикнул. Как же, его мамочка оказалась такой остроумной!
– Вы что, не читаете газет?
– сказала я.
– Недавно одну такую поймали... тоже через двадцать пять лет.
– Ну ладно, не обижайся, - сказала Даля.
– Ты в какой класс перешла?
– Два года осталось мучиться, - проскрипела я.
– Вы слышите?
– сказала Даля, точно я ей сообщила какую-то необыкновенную радостную вещь.
– Я должна записать этот афоризм.
– Она подошла к письменному столику и открыла ту самую тетрадь, в которую что-то писала, когда мы пришли.
– Как ты сказала: "Осталось..."
– Я уже забыла, - ответила я.
– Вот послушай.
– Даля начала читать: - "Аэропорт. Масса людей. Ко мне подходит маленькая девочка и спрашивает: "Тетя, вы не знаете, как найти тетеньку в черном платье с черным пояском? Это моя мама". Разве не смешно? Или вот... Маленький мальчик говорит: "Мой папа самый сильный, он может остановить любое такси". Правда, смешно? И никакой выдумки.
Мне стало почему-то ее жалко и расхотелось грубить. Может быть, потому, что голос у нее был какой-то заискивающий. Наступила заминка. Даля отложила тетрадь в сторону и сказала, что уже поздно и пора спать.
Папа встал из-за стола и подошел к окну:
– Значит, памятник поставили на том самом месте...
Никто ничего не ответил, но я догадалась, что памятник поставили на т о м с а м о м м е с т е.
– Укладывай их, Даля, - сказал Бачулис.
– Они устали с дороги.
– Ну что вы, - возразил папа.
– Надо поговорить еще.
– В другой раз, - сказала Даля.
– Снова через двадцать пять лет, - печально сказал папа.
На его слова никто не обратил внимания. Даля вышла на кухню, Юстик стал убирать со стола, а Бачулис был отправлен за раскладушкой. Папа заметил что Юстик собирался вылить вино из тех рюмок обратно в бутылку, подошел к нему, взял первую рюмку и выпил. А ему строго-настрого врачи запретили пить, и я ему напомнила об этом. Но он отмахнулся от меня и выпил остальные две рюмки. Потом виновато сказал:
– Извини.
В этот момент, среди всего чужого, этой непривычной мебели и этих малознакомых людей, он мне стал как-то особенно дорог.
– Пойду поброжу по знакомым местам, - сказал папа и вышел в соседнюю комнату.
Юстик, который до сих пор притворялся, что ужасно занят уборкой стола, как только папа скрылся за дверью, сразу поднял голову и посмотрел на меня.
– Тебе понравился мой папа?
– спросила я его.
– Смешной старик, - ответил Юстик.
– Выдумщик.
– Эх ты, шляпа!
– сказала я.
– Ничего не понял... Он не выдумщик. Он, он...
– Я не знала, как ему объяснить, какой мой папа.
– Он никогда не притворяется. Понимаешь?
– А разве все остальные притворяются?
– спросил Юстик?
– Иногда, - сказала я.
– А если человек не притворяется, значит, он свободный. Может, ему и трудно от этого, по он свободный.
Юстик промолчал. Интересно, догадался ли он, что я намекала на его родителей?
– Странный у вас дом, - сказала я.
– Сохранили его в неприкосновенности, а вспоминать ничего не хотите.
Юстик снова промолчал.
В это время вернулась Даля, увидела, что мы с Юстиком коротаем время в одиночестве, открыла дверь в соседнюю комнату и крикнула:
– Миколас, Пятрас, где же вы?
Только теперь я поняла, почему папа сбежал от нас: ему хотелось побыть вдвоем с Бачулисом.
– Юстик, живо в кровать, - приказала Даля.
– Не забудь почистить зубы.
Я засмеялась. Юстик как ошпаренный выскочил из комнаты. Бачулис внес раскладушку.
Когда мы остались вдвоем, папа сказал, что он, пожалуй, ляжет на диване. В его голосе была неуверенность, но я не обратила на это внимания, разделась и легла на раскладушку.
– А ты чего же?
– спросила я.
– Спи, спи, - ответил папа и погасил верхний свет.
– Завтра у нас трудный день.
Теперь горела только небольшая настольная лампа. Я закрыла глаза, но уснуть не могла. В этом доме пахло чужим, а я запах чувствую, как собака. Говорят, оттого, что у меня в детстве была астма. Каждый раз, когда я открывала глаза, я видела папу, который, как лунатик, бродил по комнате, осторожно передвигаясь из одного угла в другой. Несколько раз он подходил вплотную к дивану, но каждый раз снова отходил, и я догадалась, что он просто не решался лечь.
Меня разбудил папин голос. Он стоял около окна и с кем-то разговаривал.
– Здравствуйте, Лайнис, - донеслось до меня.
В ответ никто ничего не сказал.
– Не узнаете?
– спросил папа и, помолчав, добавил: - Помните Пятраса? Сорок первый год?
Голоса Лайниса я снова не услышала, но, видно, он узнал папу, потому что папа сказал:
– Ну, так это я.
– Не узнать, - ответил мужской голос.
– Зато я узнал вас сразу, - сказал папа.
– Как только увидел в окне. Будто и не было этих двадцати пяти лет. Все как тогда. И в доме, и вы.