Тараф
Шрифт:
Только если бы не отдал, то он бы номера с машины снял. И как в армии говорят: «Можете жаловаться».
На выезде из Кишинева по бокам дороги были возведены стены из положенных друг на друга бетонных блоков. Наверное, построили на случай, если на Кишинев пойдут танки генерала Лебедя [29] . Генерал в один из дней войны пообещал, что если войска Молдовы не прекратят атаковать ПМР, то он, позавтракав, как обычно, в Тирасполе, обедать будет в Кишиневе, а ужинать в Бухаресте.
29
Лебедь Александр Иванович (1950–2002) – советский и российский
Бетонные блоки были исписаны надписями: «Румыны, объединяйтесь!», «Молдова для молдаван», «Смерть манкуртам [30] !» и прочими в том же духе. Была надпись на русском: «ПМР – не государство, а казак – не человек». Но виднелись и надписи: «Снегур, воюй сам!», «Долой войну!» и рисунок «пацифика»: круг, внутри которого лапка голубя мира.
– Вот, Валера, – задумчиво сказала Иза, – ты до сих пор расстраиваешься, что из полиции уволился. А служил бы – может, пришлось бы воевать. И погибнуть ни за что, как трое наших городских полицейских. Так что всё, что ни делается, к лучшему.
30
Манкурты. В вышедшем в 1980 году романе Чингиза Айтматова «Буранный полустанок» (также издавался под названием «И дольше века длится день») манкурт – это пленный раб, посредством магических процедур лишенный памяти о своей прежней жизни. В конце 1980-х – начале 1990-х годов это слово активно употреблялось различными националистическими деятелями для обозначения человека, утерявшего связь со своими национальными, историческими корнями. Распространились термины «манкуртизм», «манкуртизация», «деманкуртизация».
– Да уж, Демжо бы меня точно отправил на передовую. И с Мишкой Шихманом мы бы друг в друга стреляли. Он-то воевал за ПМР.
– С Мишкой Шихманом? Его зовут как в песне Высоцкого?
– Миша Шиманский его зовут, это мы в отделе над ним так шутили. Он на самом деле твой соплеменник. А он нас в ответ называл на еврейский манер. Правда, не всех, а только тех, кто с чувством юмора. Толика – Натаном, Борю – Барухом, а Васю – Соломоном. Говорил, «Василий» переводится как «царственный», а Соломон – царь. Мы эти имена как наши радиопозывные использовали на операциях, начальство еще ругалось.
– А тебя он как звал?
Валерий улыбнулся:
– Лиор.
– Ой, и правда подходит. Можно я тебя так тоже буду иногда называть?
– Ну, зови оставшиеся семь месяцев.
– Подожди пока про месяцы. Кстати, а ведь твоя мама тоже из Приднестровья?
– Да, из-под Тирасполя. Только родни у меня там никакой не осталось. После смерти мамы и не бывал в том поселке ни разу, даже когда в Тирасполе служил. А в связи с чем ты про маму вспомнила?
– Просто в связи с Приднестровьем и твоим приднестровским товарищем.
Валерий хотел рассказать Изе случай из службы в Тирасполе, произошедший в связи с Шиманским, но раздумал.
Однажды Валерия и Василия вызвал к себе начальник их отдела.
– Я вас, товарищи офицеры, пригласил как наших молодых общественных активистов. Тебя, Василе, комсоргом выбрали, а ты, Валерий, лучший политинформатор и активный участник художественной самодеятельности. Оба имеете хорошие служебные показатели
В конце разговора начальник сказал:
– Дело деликатное, политическое и не для огласки за пределами подразделения. Но поговорить надо прямо, по-комсомольски. При этом без всяких грубостей и, не дай Бог, рукоприкладства!
Василе и Валерий задержали после окончания рабочего дня своего сослуживца по фамилии Лашку. Разговор начал комсорг.
– Слушай, ты, говорят, Мишку Шихмана достаешь. Мол, еврейская морда и всё такое.
– Так он и есть еврей. И по морде, и по паспорту.
– Это да, но только у нас в отделе мы все… эти, как их… Валер, мы кто?
– Пролетарские интернационалисты. За расцвет и единство советских наций.
– Точно! – сказал Василе и шарахнул сослуживца в солнечное сплетение. Валерий, зайдя сзади, бил по печени и почкам.
– Ты перед Мишкой-то извинись. Мол, ничего плохого не имел в виду и всё такое.
Через день к Валерию и Василе подошел Шиманский.
– Вы, ребята, с Лашку обо мне говорили?
– Нет, – ответил Валерий.
– Делов не знаем, – подтвердил комсорг.
– Понял.
По дороге в прифронтовые до недавнего времени Каушаны никаких постов полиции, к удивлению Валерия, не было. На посту у въезда в сами Каушаны – город с населением в двадцать одну тысячу человек – их остановил, вглядевшись в номер на автомобиле, молодой улыбчивый гаишник, никакого автомата у него не было.
– Добро пожаловать, уважаемые гости из северной столицы! Будьте добры, Ваши документы… Валерий Ионович, документы у вас в порядке, но Вы нарушили скоростной режим…
Детектив не споря отдал деньги. Гаишник выписал квитанцию, сказал, что, если его коллеги остановят машину в городе, нужно эту квитанцию показать – оставят в покое.
5
Amikeco aparte, afero aparte [31]
29 августа 1992, суббота
С Шиманским, с которым Валерий вместе служил в отделе уголовного розыска Тираспольского управления внутренних дел, встретились, как договаривались, в кафе с магазином при нем, имевшими название на новый манер – Lumea Ceaiului (Чайный мир). Сейчас так стало модно называть магазины: «Мир обуви», «Мир кофе», даже «Мир насосов». Впрочем, и в советское время было много магазинов с названием «Детский мир».
31
Amikeco aparte, afero aparte (эсперанто) – Дружба – отдельно, дело – отдельно. (Эсперантистская поговорка из Proverbaro 1910 года).
Сидели в отдельном кабинете с накрытым столом.
Иза при знакомстве с Михаилом поспешила заявить, что «нелепое платье» надела для гаишников, потому что начальник велел. Михаил сказал, что Деметер насчет платья полностью прав и что он об Изе от Валерия слышал много хорошего. Изе это понравилось.
Валерий спросил Шиманского, не опасно ли ему здесь находиться. Тот ответил, что прибыл в город через реку, миновав пограничный пост. Но что после окончания войны между сторонами конфликта сразу установилась негласная договоренность: дать населению и предпринимателям спокойно перемещаться через границу, проверкой документов людей не донимать, никого не арестовывать и у мужчин, участвовал ли в войне, не выяснять. Сказал, что у каушанцев, как и вообще у жителей правобережных районов, война с левым берегом была непопулярна, от призыва в армию скрывались, убегали на Украину. Настоящей антипатии у жителей правого берега к приднестровцам нет.