Тарантул

Валяев Сергей

– Какая информация?

– Кто держит "крышу" над слободкой? И вообще, кто у нас "наркобарон"?

– Надо подумать, - почесал затылок Сурок.
– Есть дружочек, его дедок большой ходок в места известные... Такой смешной дедуля, на Ленина схожий, честное слово.

– Действуй!
– благословил на подвиг.

Как утверждал папа Александра Македонского: "осел, нагруженный золотом, возьмет любой город". И был совершенно прав, папа полководца всех времен и народов.

Наконец за несколько дней до боя кремлевских

курантов Сурок сообщил: имеется интерес к моему капиталу в пять тысяч.

– Рублей, - пошутил я.
– Отлично! Где, с кем и когда? И зачем?
– все шутил, как висельник, ныряющий в пеньковую петлю.

– Сегодня в десять вечера, на 117 километре трассы.

– "Ленин"?

– Не знаю, - признался.
– Там такая цепочка...

– А как признают?

– Сказали, надо закатить под щит и ждать в машине.

– М-да, - задумался.
– Подставляемся, братец.

– Подставляемся, - согласился.

– А что делать?

– Делать нечего, - развел руками. И растерянно улыбнулся, как преданный солдатик в руинах Города, когда появился выбор: или стреляться, или идти в плен к чечам.

Никогда не был фаталистом, хотя, конечно, верил в свою пленительную и счастливую звезду.

Чтобы моя звездочка досрочно не закатилась, провел некую подготовку к ночному моциону на 117 километре. Для этого как бы невзначай встретился с Натаном Соломко, справился о здоровье его родителей; спросил, не желает ли он сделать любимым старикам новогодний подарок? Натан желал. И мы скоренько смекнули секретную коммерцию: ему - баксы, мне - СВД с лазерным целеуказателем, несколько тротиловых шашек, окислительный детонатор, килограмм "лимонок" Ф-1 и обоймы к ТТ.

– Зачем это все, Чеченец?
– спросил оружейный бизнесмен.

– Новый год на носу, Натанчик, - честно признался.
– Хочу шумно и красиво проводить Старый...

– Значит, будут трупы?

– Не знаю.

– Ох, Алеха, не навоевался, что ли?

– Нет.

Не навоевался, и буду сражаться до последнего своего часа со всей мразью, которая терзает мою родину, калечит наши жизни, вламывается в судьбы и уничтожает надежду и веру...

Знаю, звучит пафосно, но я имею на это право - я это право добыл с оружием в руках.

... К вечеру затеялась пурга; в такую непогоду шансы сохранить жизнь повышаются. Не каждый душегуб выйдет на большую дорогу.

Впрочем, к нашему случаю это не относилось. Договор - дороже денег, хотя они тоже имели место быть. Новогодняя премия в пять тысяч зелененьких, как елочка, были приготовлены для сердечной беседы.

На 117 километре скоростного бана в снежных и враждебных вихрях громыхал огромный рекламный щит, указывающий путь в никуда. Я зарулил "Ниву" под фанерную канонаду и принялся ждать.

Время исчезло - мутное, холодное пространство, изредка нарушаемое неровным светом и тяжелым гулом проходящих механизированных болидов.

Я приготовил к действию

ТТ, понимая, что это скорее самообман; какая может быть защита от залпа, скажем, "Града"?

Для установления конституционного порядка по всей стране это самое эффективное оружие. Никаких проблем с теми, кто сумеет выжить на перепаханной и плодородно обработанной ракетными снарядами территории. Какие могут быть проблемы с призраками, именуемые себя людьми?

Щуплое привидение, вынырнув из вьюги, прыгнуло в отечественный джипик. Снег таял на провинциальном худощавом лице, превращаясь в капли... а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался, казалось, уже неделю льет как из ведра.

– Чеченец?

Вот так всегда: ожидаешь увидеть невиданное и опасное чудо-чудище, а является праправправнук Ивана Сусанина. Поехали, сказал он, отмахивая в буран. Я нажал на акселератор, успев приметить впереди расплывчатое грязно-грозное пятно то ли вездехода, то ли танка?

– Что это?
– не сдержал любопытства.
– НЛО?

– Ааа, это мои, - ответил малолетний Сусанин.
– За ними надобно...

И мы скатились с трассы в безнадежную снежную котловину. Не знаю, как праправнук героя и его друзья находились на местности, но, проблуждав полчаса, закатили таки в деревеньку, едва угадываемую в секущей круговерти. Я чувствовал себя партизаном в тылу врага. Черт знает что! Как можно было дожить до жизни такой?

Бросив авто у забора, нырнул за сопливым Сусаниным в непогоду. Механизм, пробивающий нам дорогу, оказался вездеходом. Радовало, что не Т-34.

По занесенной дорожке прорвались к дому. Заступили в тесные сенцы, где я нечаянно лягнул пустое ведро и оно прогремело, как залп упомянутого "Града". С улицы обиженно забухала собака, прозевавшая гостей.

В светлице на дубовом столе стоял классический, начищенный до золота самовар, отражающий медным боком две искаженные фигуры, хлебающие парной и душистый чаек.

– Чеченец?
– спросил старшой; своим мелким и лысоватым видом схожий на вождя мирового пролетариата по состоянию на декабрь 1924 года.

– Вроде да, - передернул плечом, вспомнив Сурка добрым словом.

– Умный, да?
– поинтересовался второй заседатель, своей интеллигентной бородкой колышком напоминающий всесоюзного старосту по состоянию на декабрь 1944 года.

– Вроде да, - повторил я.

– Садись-ка, молодец, - пригласил "вождь".
– Побалуйся. Баранку кусни, цукорок...

– Спасибо.

Было впечатление, что время здесь повернулось вспять - икона, перед которой в лампадке чадила свечечка, древний пузатенький буфет с мраморными слониками, кровать с горкой пуховых подушек, аляповатые коврики на крашеных половицах, рафинадные головки в вазе, все тот же самовар, кремниевая сушка и запах - неистребимый запах домостроевского жилища, где нет намека на цивилизацию - ни телевизора, ни радио, ни телефона.