Тарусские тропинки. Альманах 2024
Шрифт:
Беда не приходит одна. Маруся никогда не вдумывалась в глубокий смысл знакомой пословицы.
Полгода назад в ушате с дождевой водой, стоящем у крыльца захлебнулся, едва начавший ходить, её старшенький. Люська тогда только родилась, и всё внимание счастливой матери было направлено на новорожденную. Лёвушка, названный в честь деда, как-то сразу, казалось, повзрослел.
Не доглядела мати! — таков был деревенский приговор.
Дождевую воду собирали для бани, промытые ею волосы, делались гладкими и шелковистыми. Люська берегла свою косу, как корону английская королева. В день похорон
Не прошло и сорока дней после похорон младенца — новая страшная весть, всколыхнула деревню. Перепившие и передравшиеся вербованные утопили в колодце участкового — мужа библиотекарши, сына начальника лесопункта, явившегося по требованию их утихомирить.
«Божья вода, ты прости меня, рабу божию Марию!» — не переставая повторяла Маруська заклинание, на все сосуды и емкости с водой.
«Свихнулась баба!» — перешептывались на деревне. Маруська, несмотря на помешательство, свои материнские обязанности исполняла ладно, будто по наитию. Люська была накормлена, ухожена и присмотрена, может этот священный обряд и не позволил Марусе сойти с ума окончательно. Докторичка, навещавшая роженицу с дочерью, привезла из района лекарство, и сама контролировала его приём. Предварительный диагноз — тяжёлая депрессия, затянулся у Маруськи на всю оставшуюся жизнь, а лекарство для лечения она подобрала сама. Став сильно пьющей Машкой — курилкой, бабой Ягой. В библиотеку она больше не вернулась. Человек без души не живёт. Врачебная комиссия определила ей пожизненную пенсию.
6
Весенняя вода угрожающе поднялась, готовясь затопить окрестности, в назидание людям, не почитающим её должным образом. В овраге, по которому в реку уносило тающий снег, солнце серебрило монетку. Люська вела счёт каждой копеечке. Найденным монеткам радовалась как ребёнок. Она и ходила, всегда низко опустив голову, будто искала что, а может, с людьми взглядами встречаться не хотела: не всегда взгляды были добрыми.
Подошвы резиновых сапог заскользили по масляной глине, как хорошо смазанные лыжи. Ухватиться было не за что. Сердце бешено забилось. Белое мягкое покрывало ласково опустилось на плечи. Стало тепло, уютно, запахло распустившейся черёмухой. Это был последний приступ в её жизни. Когда её нашли — тело уже остыло. Лёгкие были заполнены талой ледяной водой, в зажатой ладошке, как дань проводнику в мир теней, покоилась десятикопеечная монетка.
Гроб постоял у их избушки полчаса. Старушки, пришедшие проститься с доброй девкой, тихо плакали. Жалели Люську, жалели ничего не соображавшую, стоявшую как истукан у гроба дочери, что-то непрестанно бормочущую, Машку! Совсем свихнулась баба!
— Божья вода, забери меня — рабу божию Марию!
* * *
Вадим Мальцев
Беда с этими девками
Памяти Василия и Любови Курятниковых посвящается.
«Ну, вот, наконец, дома!» — Артём повозился немного, извлёк из тайника ключ, вставил его в замочную скважину, дважды повернул, и толкнул обшарпанную уличную калитку.
— Поздно ты сегодня, — засуетилась она, — ужин почти остыл.
— Да на ферме авария, баба Люба, — вот и пришлось повозиться, — ответил Артём и повесил куртку на гвоздик.
Хозяйка поворчала немного для порядка, и отправилась ставить на плиту кастрюлю со щами.
За столом важно восседал Василий Голубятников — глава дома и фронтовой товарищ Артёмова деда. Дружба двух старых солдат не угасла со времён войны, несмотря на то, что один жил в подмосковном Зеленореченске, а второй — в солнечном Ташкенте. За несколько месяцев до описываемых событий, Артём, по просьбе своего деда, решил навестить его старых знакомых, поддался уговорам, да и остался здесь навсегда.
Радушие, забота и доброта вызвали у парня практически родственные чувства по отношению к старикам, поэтому он по возможности старался отплатить им за гостеприимство той же монетой…
— Присаживайся! — скомандовал дед Василий, — устал?
— Есть немного, — согласился Артём.
— Тогда давай по пятьдесят грамм.
— Это можно!
— Ну, чего у тебя интересного приключилось? — хозяин дома залпом опрокинул рюмку, довольно «крякнул», взял вилку и потянулся за селёдкой.
— Двигатель на ферме полетел, — пришлось перебирать. Отложить на завтра нельзя было — скотники потом сутки разгребать завалы будут.
— Сделал? — вмешалась баба Люба.
— Конечно! — ответил довольный Артём, а в награду мне доярки ещё и банку молока налили. Вон она, в сумке.
— Ну, молодец, оправдываешь доверие! — обрадовался дед, — а ещё…
В это время зазвонил телефон. Баба Люба вытерла руки о передник, взяла трубку и тотчас передала её Артёму.
— Тебя! Сестра из деревни.
— Привет! — выпалил Артём, — что у тебя там случилось?
— Да ничего, — ответила Алёна, — соскучилась просто. Папка уехал в областной центр — сказали, что какие-то проблемы с контейнером. Сегодня он уже не вернётся, вот я и решила с тобой поговорить.
— Значит ты одна? Не страшно? — поинтересовался Артём.
— Нет, не очень! — успокоила его сестра, — весь день я делами занималась: прибралась в доме, сварила суп грибной. Сейчас отдыхаю.
— Грибной? А где ты их набрала, да ещё в октябре? Угостили?
— В поле насобирала. Осень в этом году тёплая, вот они и повылазили.
— То есть как «в поле»? — забеспокоился Артём, — Что за грибы? Как они выглядят?
— Ну, такие, белого цвета, с юбочкой, — успокоила брата Алёна.
— Ты что, совсем что ли? Сколько раз я говорил тебе, что грибы с такими признаками — поганки! Не смей к ним прикасаться, пока я не приеду!
— Так я… — попыталась оправдаться Алёна.
— Дура! сиди и жди меня, а я на автобус!
Мигом накинув ветровку, Артём пересчитал мелочь в кармане и ринулся вон из дома в сторону автостанции: благо та находилась неподалёку.
— Пять минут осталось, не успеешь, — попыталась удержать его баба Люба.
— Мне не привыкать! — крикнул он ей в ответ и растворился в сумерках.