Таш любит Толстого
Шрифт:
Брукс, к сожалению, не может остаться до конца: он подрабатывает в университете и ему нужно провести экскурсию по студгородку. Остальные остаются - включая Пола, которого мы тоже пригласили отпраздновать с нами. Когда начинается последняя сцена, я тайком оглядываю ребят, пытаясь понять, что они об этом думают. Серена и Джей обнимаются и плачут. Когда экран гаснет, повисает напряженная пауза, а потом комната взрывается аплодисментами и криком. Джей вскакивает на ноги и требует, чтобы все дали ему пять. Ева заключает меня
Начинает играть Another One Bites the Dust. Конечно, с телефона Тони. Он пыжится изобразить лунную походку, а Джей хлопает в такт и смотрит на него с таким обожанием, что я почти вижу, как от него отлетают мультяшные сердечки.
У меня прямо сердце радуется. Но потом мне становится стыдно за это и я поворачиваюсь к наблюдающей за ними Джек.
Но она не выглядит раздраженной. Похоже, она даже не пытается делать вид, что все в порядке. Все и правда в порядке.
— Все нормально? — спрашиваю я.
— Все хорошо, — отвечает подруга. — Серьёзно, все в порядке. Мы с Тони это обсудили. Похоже, он думал, что Джею нравится парень из театрального, и пытался заставить его ревновать.
— Ни фига себе… По-моему, у нас тут интрига похлеще Толстого.
— Есть немножко. В любом случае, Тони лучше ведёт себя, когда у него кто-то есть. И как можно обижаться на Джея? Он просто чертов ангелочек! И заслуживает счастья.
Это очень великодушно с её стороны, но я никогда не скажу этого вслух, потому что у неё аллергия на слова одобрения. Так что мне придётся притворяться. Вслух я произношу:
— Рада, что все хорошо.
— Ага, — отвечает Джек.
— Ты ни разу не ангелочек, но, мне кажется, ты тоже заслуживаешь счастья.
— Фу, Таш! Кажется, ты перетрудилась со сценарием. В тебе не осталось ни одного хорошего слова. — И добавляет: — Кто-то должен остановить Пола, пока он не сломал шею!
Пол присоединился к танцующим, когда они переключились на We are the champions, взгромоздился на кофейный столик и ревет припев в пульт от телевизора. Поймав мой взгляд, он жестом предлагает мне присоединяться.
Я отвечаю:
— Мы что, мало вашей мебели уже поломали?
Друг спрыгивает со стола, хватает меня за руку и начинает кружить, не прекращая петь в пульт второй куплет. Потом мы валимся на кресло и сидим там, пока актёры прощаются и уходят. Все повторяют, что нам нельзя терять связи и нужно обязательно поскорее увидеться. Джордж подходит, семеня, как будто мы с Полом приказчики, а он смиренный крестьянин и пришёл попросить еще немного зерна на зиму.
— Думаю, увидимся в пятницу утром, Таш, — произносит он.
Я киваю, даже не пытаясь изобразить энтузиазм. Разумеется, я жду не дождусь «Золотой тубы», но можно
— Как-то так, — отвечаю я.
— Волнуешься? — спрашивает он.
Волнуюсь ли я. Ха. Я столько жаловалась Фому, что иногда уже забываю, что весь мир еще не в курсе, как дико, бешено и непреодолимо меня трясёт.
— Que ser'a, ser'a, — отвечаю я. — Будь что будет.
Тони, как раз вышедший через задний вход, просовывает голову обратно и начинает петь песню Дорис Дэй: «Que ser'a, ser'a! Whatever will be, will beee! The future’s not ours to seee!»
По ту сторону стеклянной двери стоит Джей. Смеётся и сияет.
Джорджу вовсе не смешно; у него на лице написано: «Этот парень просто невозможен!» Я отвечаю ему взглядом, который должен означать: «Это просто Тони. Он всегда такой».
— Ладно, — произносит Джордж, — увидимся в аэропорту.
— Угу.
Я машу им с Тони и Джеем рукой. Вот и пришёл конец торжественному окончанию съёмок.
Джек закрывает за ними дверь, качая головой:
— Надеюсь, он боится летать до потери пульса. Или его укачивает. — Потом она раздражённо склоняет голову набок: — У меня вода в ухе! Пойду, закапаю туда перекиси водорода и приму душ. Таш, ты тут ночуешь?
— Еще не решила, — отвечаю я. Но мне так спокойно и лениво, а еще я так уютно устроилась рядом с Полом, что, наверно, останусь. Джек топает вверх по лестнице, я закрываю глаза и слушаю её быстрые шаги над головой. Я чувствую себя выжатой как лимон, но это приятное чувство. Моя кожа все еще влажная и пахнет хлоркой, а рот еще перемазан жирным чесночным соусом.
Пол ерзает под моим плечом и спрашивает:
— Как, волнуешься перед «Золотым саксофоном»?
Я смеюсь, хотя, по-моему, шутка дурацкая.
— Ты шутишь как мой папа!
— На вопрос-то ответь! — настаивает друг.
— Ладно, хорошо, я с ума схожу от волнения. Не знаю даже, что меня страшит больше, победа или поражение. Потому что, если мы проиграем, это будет плохо, но если мы выиграем... даже не знаю. Такое ощущение, что, чем больше у нас аудитория, тем больше находится желающих говорить гадости. Как будто огромное число просмотров делает нас непробиваемыми. Я не хочу, чтобы наш сериал вызывал ненависть. Лучше, наверно, полная безвестность, чем эта травля за популярность.
— Да уж, вот тебе и цена славы.
— Хватит тебе издеваться!
Пол смеётся:
— На самом деле, вы очень крутые. Мало кто из наших ровесников может похвастаться, что снял пятичасовую адаптацию «Анны Карениной». И что бы ни случилось на «Платиновом рожке», этого у вас никто не отнимет.
— Этого у нас никто не отнимет, — рассеянно повторяю я, уносясь мыслями по знакомой дороге. — Даже если церемония будет полным провалом, по крайней мере, я наконец увижу Фома.
— Ага, и это тоже.