Татарские народные сказки
Шрифт:
Принес бедняк змеиного падишаха во дворец. Велели ему сварить Шахмару. Разрубил он змея на три части. Бросил в котел. Первый отвар слил и в сторону отставил в отдельной посуде, и второй отвар, и третий. Потом взял быстренько да первый отвар с третьим местами поменял.
Пришел тот знахарь:
– Отварил?
– Отварил.
– Где первый отвар?
– Вот, – показал бедняк.
– Где второй отвар?
– Вот тут.
А он поменял ведь отвары местами-то, как его Белый Змей научил. А для чего, и сам не знает.
– Вот этот я выпью, а
Достался знахарю вместо третьего первый отвар. И тут же лопнул живот у знахаря. А бедняк сам выпил третьего отвару и стал понимать, о чем в котле толкуют куски разрубленного Шахмары. Разговаривают в котле куски-то. Голова говорит:
– Если падишах меня съест, у него голова перестанет болеть.
Туловище говорит:
– Если меня съест, тело перестанет болеть.
Хвост говорит:
– Если меня съест, ноги перестанут болеть.
Оказывается, знахарь, подлец проклятый, хотел третьего отвару испить, чтобы понимать язык лошадей, коров и всех других животных. Теперь, конечно, бедняк тот язык всех животных и зверей понимает.
Дали падишаху голову Шахмары: у падишаха голова прошла. Дали туловище – живот прошел. Хвоста дали отведать – и ноги у падишаха излечились. Стал падишах здоровее прежнего.
В конце концов бедняк тот сам стал ученым лекарем. От всех болезней умел лечить и языки звериные знал.
Зухра
В незапамятные времена жили, говорят, некие старик со старухой; жили и были.
Как ни родится у них дите на свет, так и помрет сразу. Ладно, родила однажды баба дочку. Назвали ее Зухрой. И красоты она была, говорят, неописуемой. Пуще всего старики сглазу боялись, оттого держали дочку взаперти, ни на улицу не выпускали, ни людям не показывали. А все ж таки знал народ об их поздней радости. Вот исполнилось дочке четырнадцать лет, и как-то в пригожий день занесло в избу соседских девчат: окружили они бабку, стали просить-умолять старую. Щебетали в голос:
– Бабушка, милая, отпусти Зухру с нами на озеро выкупаться!
Бабушка отвечает:
– Что вы мелете? Нет у нас никакой дочки.
А те говорят:
– Есть-есть, мы точно знаем.
Старая на своем стоит, не пускает дочку. Три дня кряду просят девчушки. Уступила в конце концов бабка. Одели Зухру, украсили как могли. Сказала бабка:
– Смотри, долго не пропадай, побыстрее домой возвращайся.
Да-а-а, удивительно красива была дочка у стариков. Бегут девчушки к озеру на окраине села. Разоблачаются вмиг и ныряют в воду. Платья свои на берегу побросали. Но вот, накупавшись, выходят они на берег, одеваются. И Зухра тоже выходит. Глядь, а на платье у нее лежит толстая, длиннющая змея. Перепугались девчата, разбежались кто куда. И Зухра боится, к платью своему не подходит, плачет горько. Убежала бы, да как без платья пойдешь? От людей стыдно. Да в тот миг самый заговорила змея человеческим голосом:
– Не плачь, Зухра, я тебя не трону, и платье свое заберешь, да только скажи мне, пойдешь ли за меня замуж?
Зухра
– Батюшки, ты чего же это говоришь?
– Одно я тебе скажу: как исполнится тебе восемнадцать, тотчас приду я и заберу тебя из дому, готовься!
Сказала змея те слова свои и нырнула в озеро, только след кругами пошел. Осталась Зухра на берегу в страхе и растерянности. А как явилась домой, спрашивает у нее старуха-мать:
– Доченька, что с тобой приключилось? Побелела ты как полотно, ни кровиночки у тебя на лице нет.
Рассказала ей Зухра все по порядку и говорит напоследок:
– За гадину эту черную ни в жизнь замуж не пойду, спасите, маменька, не то смерть моя наступит!
Говорит ей мать, старая бабка:
– Не печалься, детка, свет очей моих. Не для того я тебя на свет рожала, чтоб за гадину замуж отдать. Ничего, способ отыщем.
Успокоилась Зухра.
День за днем, год за годом, растет у стариков дочка, вот уж и восемнадцать ей стукнуло. Избу свою они, памятуя о Черном Змее, всю как есть чугунным забором обнесли.
Однажды вбегает Зухра домой перепуганная и кричит дрожащим голосом:
– Маменька, маменька, там змея идет.
Выскочили старики на улицу, смотрят: небо как в грозу потемнело и весь белый свет словно бы вверх дном перевернулся. И кого только там нет на дворе: и аждаха, и пэри, и злые джинны, и змеи ползучие… Бросились хозяева обратно в дом, заперлись крепко. Обступили чудища избу со всех сторон, и раздался голос Черного Змея:
– Ты, Зухра, слово свое не сдержала, не ждала меня, не готовилась. Вот я к тебе пришел, выйдешь ли, нет ли?
Отвечает Зухра:
– Нет, не бывать этому. Уходи, откуда пришел!
– Не для того я сюда явился, чтоб с пустыми руками уйти; дорого мое время… Выйдешь?
Говорит Зухра:
– Нет, не выйду.
– Что ж, тогда я тебя силой возьму.
И тут угол дома начинает в воздух подниматься. Перепугались старики до смерти. Подумала Зухра, что, видно, на роду это у нее написано, и крикнула Змею:
– Выхожу, выхожу, Черный Змей.
В тот же миг опустился дом на прежнее место. Выпустили старики Зухру на улицу. Черный Змей перед ней вьюном вьется, а вокруг темен воздух от всякой нечисти – пэри, джиннов и гадов ползучих. Свист и шипение стоят неумолчные. Взмахнул Черный Змей хвостом – и пропала вся нечисть.
Змей зовет:
– Пошли, милая, время настало.
Зухра отвечает:
– Пошли.
И двинулись они парою. Змей рядом скользит. Зухра споро вышагивает. До озера добрались. Змей говорит:
– Обовьюсь я вокруг тебя и в озеро нырну, ты не бойся.
Зухра храбрится:
– Я не боюсь.
Прошел уже страх у Зухры.
Обвил змей ее на манер пояса и нырнул прямо в озеро. Долго ли, коротко ли под водою плыли, пока двери какой-то не достигли. Открыл Змей ту дверь и вначале сам туда проник. Потом и Зухру втянул. За дверью золотая лестница вниз ведет. Ударился Змей о ту лестницу раз и другой и обратился в молодого, стройного джигита. И сказал он Зухре: