ТАТУИРО (HOMO)

Блонди Елена

Взгляд Степку воодушевил.

Он заходил по комнате, недовольно морщась, когда надо было обходить охранников.

Витька следил за другом, просыпаясь потихоньку.

– Ты где был? Я тебе звонил полдня вчера! И ночью звонил, думал, вдруг мобильный дома оставил, придешь – ответишь! – Степан остановился напротив и упер руки в бока, – что молчишь?

– Ну, отключил я его.

– Отключил! Всех ошарашил, съемку гениальную сделал! И смылся. И телефон отключил! – Степан посмотрел на Тину возмущенно, призывая возмутиться за компанию, – что ж ты такое делал, а?

– Летал.

– Ах,

он лета-а-ал! – И Степан набрал воздуха в грудь, собираясь разразиться речью, но Тина махнула рукой:

– Оставь, Степушка, думаю, он и, правда, летал. Пусть проснется сначала.

Подняв брови, она что-то разглядывала на смятых простынях. Крошечные трусики – нежно-сиреневый смятый лепесток, что оставила Наташа, надев свежие перед уходом. А когда напомнил ей, фыркнула, что, мол, снятые второй раз не надевает – выкинешь. Он тогда головой покачал, выкинуть пожалел и усмехнулся про себя, подумав, что вот так и становятся фетишистами.

Тина перевела взгляд на его колено. Виктор ухмыльнулся и целомудренно потащил полу халата, прикрываясь.

– Да, – повторила задумчиво, – вижу, летал…

Он неопределенно пожал плечами. Дива вкладывала в слово несколько другой смысл, возможно, единственный, ей понятный. Но тоже была права. Ведь и с Наташей летал. Чуть-чуть.

Встал и, придерживая запахнутый халат, отправился на кухню.

– Кому кофе? – бросил через плечо.

Степка запыхтел следом в узком коридорчике, подталкивая в спину.

В кухне навалился на Витьку, прижав к раковине, уронил со стола полотенце. Зашептал громко, брызгая слюной:

– Блин! Ты хоть на снимки-то глянь, они в пакете у Таньки! Это ж гениально! Да, пока она там, со своими мамонтами, я о деле, дурак, о деле! Надо контракт, хуе-мое, все чин-чином! Поднимемся, понял? Ты же гений, блин, в халате своем, да запахнись, видеть не могу, тьфу!

– Не можешь, не тискай, – Витька вывернулся из-под Степки, снова затянул пояс, – принеси мне джинсы с майкой, а то что я, как Рокфеллер какой – полуголый людей принимаю.

– Ага! Ага! Щас принесу. Давай уже просыпайся!!!

Витька потер лоб крепко. Взъерошил волосы:

– Степ, мне такой сон снился… Мне вчерашний день снился, ну, как я в Ботаническом хожу. Только там еще девушка была…

– И ушла от тебя без трусов, да?

– Нет! Она во сне только была, понимаешь?

– Нет. Да фигня все, напарник! Ты ж не забудь, что я сказал! Молчи, может? Я сам тебя буду сватать, мол, самородок, еще никто не знает, Ля Шапель из Джанкоя…

И Степан, пихнув Витьку в бок, так, что тот снова приложился бедром к столу, понесся в комнату за парадной одеждой для деловых переговоров.

Освободив помпезный круглый стол с ободранной полировкой от накиданных на него курток, плакатов и раскрытых книг, собрались вокруг. Тина достала из нарядного пластикового пакета бумажный и открыла клапан, царапая бумагу острыми ногтями. Степка попытался вытащить из рук у нее сокровище, но был жестко отпихнут плечом – похоже, никому даже подержать не собиралась отдавать.

Снимки веером легли на вытертый лак. Тина замерла, не отводя

глаз от себя. Степка шумно дышал ей в ухо. Витька посмотрел. Второй раз. Со спокойным удовлетворением. Он уже видел их, когда делал. Как бы и не новость перед глазами. И легкое недовольство внутри – ведь можно было сделать сильнее, чтобы смыслы полезли через изображение и бумагу, взрывая изнутри это нежное лицо с дрожащими губами, притягивая взгляды и не отпуская, заставляя думать-думать и возвращаться, чтобы снова напиться этих смыслов и увидеть новые…

– Ну? – требовательно вопросил Степка.

– Так…

– Как так? Что – так? Не видишь, что ты сделал?

– Вижу, – Витька отошел от стола, поставил на подоконник чашку, взял сигарету из растрепанной пачки, и закурил, смешивая дымок с кофейным запахом. Засмотрелся в окно.

– И?

Он повернулся. Степан стоял, сжимая и разжимая кулаки, смотрел на него с недоумением, но воинственно. Тина за его спиной, выпав из реальности, никак не могла оторваться от снимков. Мамонты стояли в разных местах комнаты, повесив перед собой невидящие взгляды, как отключенные роботы, что пока без надобности.

– Понимаешь, Степ. Я посмотрел. Хорошая работа. Но я могу лучше.

– Ну-у, ты загнул, парень! – начал Степка, но осекся, вспомнив, видимо, уже сделанные снимки.

– Да, могу. И это не только радует. Думаю, у меня многое теперь изменится в жизни. Давай уже переговоры переговаривать, да я думать буду. Мне как-то, Степа, вдруг подумать захотелось…

Степан заоглядывался. Переговоров с известными певицами он никогда еще не вел. До этого все деловые переговоры происходили за кружкой пива в шумном спортбаре или в цветных вспышках дискотечных огней – криком на ухо предполагаемой клиентке. Или – с ней же, размякнув поутру после веселой совместной ночи. В последнем случае Степан иногда лишь после удачного завершения переговоров осторожно выяснял, как заказчицу будущего портфолио зовут.

– Тиночка! – начал ласково, но спохватился и попытался убрать из голоса мед, – Тань, да оторвись же! Ну? И помогай мне давай! А то ты не знаешь, какой из меня бизнесмен!

Тина отклеила взгляд от сверкающего глянца, сосредоточилась на растерянном, но воинственном Степке. И – расхохоталась. Покачала головой, по темным волосам заскользили мягкие блики осеннего солнца:

– Степушка. Ну ты хорош! Тут же про себя все и рассказал. Обмануть тебя – плевое дело.

Тот покраснел. Повесил голову, махнул рукой и тяжело пошел к дверям.

– Стой, дурак! – велела Тина, – обманывать не собираюсь. Пока я тебя люблю, паршивца, все будет хорошо и ладно, понял?

– Как? Любишь?… – Степка напрягся, полуобернулся, глядя недоверчиво на собеседницу.

– А! Потом-потом, не отвлекайся! Иди сюда. Да не давай мне смотреть на снимки!

Она, ловко поворачивая Степана за широкие бока маленькими руками, утвердила его между собой и столом. Улыбаясь, поправила рыжую прядь на просторном его лбу. Повернулась к Витьке. Степан застыл неуклюже, боясь сменить позу. Только глазами отчаянно ел Витьку из-за хрупкого Танькиного плечика.