Тавриз туманный

Ордубади Мамед Саид

– Так, - ответил я, смеясь, - если бы американские морские силы могли достигнуть Анатолийских гор, то, вероятно, Америка избрала бы, кроме путей мира и торговли, еще и иные пути, не так ли?

По наивности своей девушка подтвердила мои слова. Я же не хотел более продолжать этот разговор.

Мисс Ганна была преданная американская патриотка и все эти сведения сообщила мне не столько из расположения ко мне, сколько из вражды к России и желания разоблачить ее. Ее личное отношение ко мне играло здесь весьма незначительную роль. Как бы

то ни было, девушка могла быть нам полезной.

– Вы правы, мисс, - сказал я, желая доставить ей удовольствие.

– После этого вы будете звать меня Ганной, а я буду называть вас, как хочу, - сказала она, подходя ко мне вплотную.
– По-моему, пора официальностей миновала. Наше знакомство вступает в свою вторую фазу.

– Если это вам нравится больше, я не возражаю. Я чувствовал, что мисс Ганна снова хочет начать разговоры о любви и семейной жизни. Она давала это понять всем своим поведением. Придвинув кресло и прислонившись головой к моему плечу, она старалась всей силой своего обаяния привлечь меня к себе.

О чем только я не передумал в эти минуты. "Я молод, - думал я, - и знаю, как подходить к девушкам. Я умею уважать их и, при желании, вызывать их любовь к себе. Ведь и с Ниной у меня началось точно так. Я сам был причиной ее увлечения. Я привязал ее к себе неразрывными узами, и она каждым движением, каждым поступком как бы говорит, что живет только ради меня и что ее помощь революции - одно из проявлений этой любви ко мне. Теперь она мечтает о прочном счастье со мной, и если я все эти чувства, всю игру вел исключительно в интересах революции, то Нина в этом неповинна. Она нисколько не боится связать свою судьбу с моей безвестной судьбой".

Теперь, ощущая теплоту второй Нины, я чувствовал, как первая Нина вырастала передо мной со всей своей любовью, со всеми своими заслугами перед революцией и, смеясь мне в лицо, посылала мне свое презрение.

"Но эта девушка нам нужна. Нельзя отталкивать ее, надо приласкать ее. Все это нужно... Но что станет с него после всего этого? Мы приехали в Иран не для романтики, не в поисках любовных приключений, не для обмана вверившихся нам девушек.

Мы с Ниной взаимно полюбили друг друга и эта любовь родилась на фоне нашей общей революционной деятельности. Это был первый случай, незабываемый случай любви за время моего пребывания в Иране, и он не мог и не должен был быть повторен..."

Думая обо всем этом, я не знал, как избегнуть любви мисс Ганны. Ее золотистые кудри, запутавшиеся в пуговицах моего пиджака, словно старались привязать меня к себе. Соперничавшие с белизной шелкового платья ее мраморные руки, робко лаская меня, точно сжимали в тисках мог сердце, которое было абсолютно чисто и целомудренно; этого требовали от меня и ее девственная чистота и честь.

– Милая Ганна!
– позвал я ее.

Поднимая голову с моей груди, она заметила, что ее волосы запутались в моих пуговицах.

– Я полюбила тебя не только сердцем, но

и душой, кровью и всем своим существом.

– Жизнь и любовь нежны и требуют бережного, серьезного отношения к себе, - сказал я, распутывая ее кудри.
– Этого никто из нас отрицать не может. Моя прекрасная Ганна, если вашей нежной любовью ко мне вы дадите мне право на ответное чувство, то я почувствую себя очень-очень счастливым, но... тут маленькое "но".

– Это "но" во мне?
– спросила девушка с нескрываемым волнением.

– Мы не должны торопиться. У нас обоих есть родители, отцы и матери, давшие нам жизнь. Разрешить такие жизненные вопросы без их согласия равносильно нанесению им оскорбления. Нет никакого сомнения, что они не станут препятствовать нашей близости. Они знают нас за разумных, уравновешенных людей...

– Я не возражаю, - прервала меня девушка.
– Я сама об этом думала. Я хотела сообщить им...

С этими словами она поднялась и, не глядя на меня, перешла в другую комнату, чтобы поправить прическу.

Служанка внесла самовар. Мы выпили чай. В двенадцатом часу я распрощался с Ганной и вышел.

Дома я засветил лампу и принялся читать письмо Ганны.

"Жду вас сегодня по срочному делу. Есть важные вопросы. Кроме того, хочу сообщить вам нечто, о чем не решилась говорить до сих пор. Желание растет и уже не вмещается в сердце. Я должна вам о нем сказать. Жду.

Приходите скорей.

Любящая вас

Ганна."

ОГРОМНЫЙ БАРЫШ

Очередное свое заседание мы созвали в доме Мешади-Кязим-аги. Обсуждался вопрос о возвращении Мамед-Али и о том, известно ли это Тегерану. На заседании были вызваны лишь Гаджи-Али, Амир Хашемет, Мирза-Ахмед, Мешади-Кязим-ага и я.

В ожидании других товарищей, я рассказал Мешади-Кязим-аге об отношении к этому событию американцев.

– Имеются ли у вас связи с американскими торговыми фирмами?
– спросил я.

– Да. Американцы оказывали нам большое доверие. Еще недавно они предложили нам большую партию товаров в кредит, но мы отказались.

– Почему?

– Товары эти не ходки, и сделка не представляла большой выгоды.

– Завтра же заключите договоры с американскими фирмами и заберите все имеющиеся налицо товары, - сказал я.

– Как же это можно?

– Разве они вам не доверяют?

– Почему же нет...

– Сделайте так, как я вам говорю. По распоряжению из Вашингтона, американские фирмы приостановят торговлю и прекратят отпуск товаров в кредит иранским коммерсантам.

– В таком случае предоставят ли они нам кредит и отпустят ли товары?

– Отпустят. Они пока не знают об этом. Им сообщат об этом на днях, а пока пользуйтесь случаем.

– Если я сумею получить у американцев товары и если они в течение месяца не будут ввозить новых, то мы без всяких разговоров заработаем целый миллион. Безусловно, половина суммы будет принадлежать вам.