Тавриз туманный

Ордубади Мамед Саид

Мы стали прощаться. Целуясь со мной, Ибрагим-бек Джахангиров шепнул мне:

– Я прибыл сюда с целым отрядом, а возвращаюсь один. Среди жертв, принесенных мной иранской революции, покоится и мой юный брат Айдын-Паша.

СТРАШНАЯ НОЧЬ

Я не сознавал, куда иду. Заседание окончилось не так, как бы я того хотел; в эти решающие часы я не сумел найти общий язык с руководителями революции, которые сознательно бросились в объятия опасности; все это сильно потрясло меня и лишило душевного равновесия. Я шел, не зная куда и зачем.

Знакомые

улицы, по которым я проходил много раз, представлялись мне теперь в совершенно ином свете.

Каждая ива напоминала виселицу, свисающая с водосточной трубы ледяная сосулька - меч палача, каждый выходящий на улицу дымоход повествовал о страшных эпопеях Востока.

Ужас сковывал меня. Его рождало сознание тяжелой ответственности, которая падала на меня.

Если бы я мог предвидеть, что в эти страшные часы руководители не захотят уйти из Тавриза, я не дал бы событиям так развернуться и принять характер широкого вооруженного выступления против царского правительства.

Вступив с незначительными силами в борьбу и рагромив царскую оккупационную армию, мы добились победы над врагами революции. И в этот момент руководители, изменив своему первоначальному решению, добровольна подставляли головы под топоры царских палачей. Этим они уничтожали плоды всей нашей борьбы, всех наших побед. Это налагало на нас тяжелую ответственность перед историей.

Уныло висевшие над воротами пестрые флаги не были знаком праздника. Обычно эти флаги появлялись над воротами служащих консульства, царских подданных или людей, которым покровительствовало царское правительство в наиболее опасные, в наиболее тревожные дни.

Глядя на флаги, я думал о том, что беззастенчиво обирать и грабить иранских крестьян и бедноту возможно только при содействии российской и английской империй.

Германских, австрийских и турецких флагов не было видно, они не пользовались тут авторитетом. Под покровительство этих государств и даже Америки становились лица, отвергнутые Россией и Англией.

"Английский флаг, русский флаг... Английский, русский...", - повторял я, проходя мимо ворот и считая флаги.

Вдруг, заметив над головой американский флаг, я сообразил, что стою у дома мисс Ганны.

Тяжело поднялся я на балкон. Мисс Ганна, не перестававшая ожидать моего возвращения, стояла у окна.

"Зачем я пришел сюда?
– думал я, входя в комнату.
– Больше четырех дней я не знал сна. Не потому ли я забыл об опасности показываться на улицах Тавриза и совершил такой долгий путь?"

– Слава Иисусу, - воскликнула мисс Ганна, крестясь.
– Наконец-то ты вне опасности. Я больше не выпущу тебя отсюда. Царские палачи не разбирают виновных и невиновных. Кара ждет каждого тавризца. Чтоб запугать народ и получить возмездие, царские виселицы требуют жертв. Кто будут эти жертвы, неважно.

Сбросив пальто на руки служанки, я опустился в кресло. Хотя у Нины я успел умыться и почиститься, но все же я насквозь был пропитан запахом пороха и дыма.

Я

слышал слова мисс Ганны, но они не доходили до моего сознания. Погрузившись в мягкое кресло, я еле переводил дыхание. От усталости я был близок к обмороку, дыхание мое готово было оборваться каждую минуту. Стенные часы, висевшие над моей головой, тикали словно где-то в отдалении.

Пробило два часа. Этот звон вернул меня к сознанию. Почувствовав прикосновение чего-то теплого ко лбу, я открыл глаза и встретил устремленный на меня улыбающийся взгляд мисс Ганы.

– Ты устал?
– спросила она.

– Да, устал, очень устал. Переживания этих ужасных дней окончательно сломили меня.

– Тебя беспокоил и запах пороха и дыма, не так ли?
– продолжала, все еще улыбаясь, мисс Ганна.

Без сомнения она догадывалась о моем участии в событиях.

– Так оно и должно быть, - продолжала она.
– Это - твоя родина, и ты обязан защищать ее от всех, кто осмелился посягнуть на нее. Не хочешь ли ты принять ванну.

– О, да.

– Тогда встань! Служанка приготовила ванну. Постарайся преодолеть усталость, хотя она делает тебе честь.

– Совсем не то, что ты думаешь, - проговорил я, желая рассеять ее подозрения, и перешел в ванную.

Сидя в ванне, я услышал вдруг гул орудийного выстрела. Это несколько успокоило мою тревогу: значит Амир Хашемету удалось выбраться из города. Я сам поручил ему дать такой сигнал.

"Одной части удалось спастись, остальные погибнут", - подумал я.

Мне хотелось кричать, вопить. Я чувствовал на себе ответственность за эти человеческие жизни, и мне казалось, что утомленное мое тело ноет под тяжестью огромной горы.

"Куда идти?
– думал я.
– О чем говорить с мисс Ганной? Отправиться к Нине было бы куда лучше, но это было невозможно. Я вынужден был остаться в обществе мисс Ганны и снова слушать ее бесконечные признания".

Мы сидели за столом. Усталость постепенно проходила, и я начинал прислушиваться к словам девушки.

– Оказывается, у революционеров была целая организация, - говорила мисс Ганна.
– Если бы не внутренние враги, они сумели бы разделаться с русскими войсками. Во время этих событий я пришла к заключению, что иранцы умеют организованно восставать, умеют объединяться.

– На это имеются серьезные причины. Иранцы не могут не воодушевляться при виде вооруженных восстаний, вспыхивающих в соседних с ними странах. Революционные выступления рабочих России против правительства царя не могли не оказать своего влияния на иранских трудящихся, которые многому научились у русских рабочих. Иранские революционеры изучили методы борьбы русских революционеров, и организованное Саттар-ханом движение было первым экзаменом. Этот экзамен был сдан на отлично. Борясь с внутренними врагами, Саттар-хан одновременно вел успешную борьбу с царским правительством, не давая ему возможности открыто вмешиваться в дела Ирана.