Тавриз туманный
Шрифт:
Этот помещик, и весьма крупный помещик, не понимал, что Ираном правит правительство богачей и помещиков, которому не под силу разрешение аграрного вопроса в Иране. Вопрос о передаче земли крестьянам мог быть разрешен лишь при коренном изменении формы правления, то есть при свержении помещичье-капиталистического правительства.
Ни те, кто заседает в парламенте, ни те, кто составляет кабинет министров, ни даже многие вожди революция, борющиеся в Тавризе против контрреволюции бок о бок с нами, не в силах разрешить аграрный вопрос.
Когда мы укладывали вещи, младшая дочь хана, Ирандухт, принесла серебряную шкатулку и протянула ее мисс Ганне.
– Мама просит вас принять этот скромный подарок и сохранить его на память о нас.
Взглянув на меня, мисс Ганна нерешительно приняла подарок.
– Не смущайтесь, - заметил я, видя ее колебания, - каждый гость, посетивший дом хана, получает от него что-нибудь на память.
Ирандухт-ханум вышла. Когда мисс Ганна раскрыла шкатулку, оказалось, что американка увозит с собой действительно ценные воспоминания о Востоке. В шкатулке находились коробочка для игл, сделанная из двух цельных кусков бирюзы, золотой перстень с драгоценными камнями, пудреница, также осыпанная драгоценными камнями, и другие предметы туалета из золота и слоновой кости.
Американка не могла отвести глаз от этих дорогих и редких вещей.
– Боже мой, неужели это наяву?
– сказала она, переводя восхищенный взгляд с одного предмета на другой.
– Если бы я увидела все это во сне, я бы не поверила. Помните, что вы говорили мне вечером?
– спросила она под радостным впечатлением полученных подарков.
– Что я говорил? Не помню, - уклончиво ответил я, чувствуя, на что она хочет перевести разговор.
– Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы исполнить ваше желание. Не так ли вы сказали?
– проговорила она тихо, но видя, что я медлю с желанным ответом, поднялась.
Я преградил ей дорогу.
– Помню, дорогой друг, помню, - сказал я.
Она подняла голову и открыто взглянула на меня. Глаза ее искрились радостью.
НА ТАВРИЗСКОЙ ДОРОГЕ
Наши вещи уже были уложены в фаэтон, когда Алекбер притащил огромный пакет папирос.
– Это подарок царским солдатам по дороге...
Солнце еще не успело взойти, когда мы выехали на тавризское шоссе. Расстояния между караульными постами были небольшие. Проезжая мимо, мы только и слышали:
– Эй! Дай папирос!
Виденные нами раньше чайные были превращены теперь в караулки, а их содержатели разбежались. Поэтому невозможно было получить в пути ни одного стакана чаю.
Проезжая мимо Дэрэ-Диза, мы видели, как караульные остановили какого-то крестьянина, ехавшего в город с фруктами. Его заставили спустить корзины и распаковать их. Исполнив требование караульных, крестьянин оставил корзины и бросился бежать.
Проехав дальше, мы стали встречать казачьи отряды. Окружая небольшие караваны, они останавливали их и
Отряд казаков человек в десять подъехал и к нашему фаэтону. Внимательно оглядев нас и видя, что ни я, ни мисс Ганна не похожи на иранцев, они обратились к Алекберу.
– Эй перс! Ты Саттар-хана знаешь?
Алекбер прекрасно владел русским языком, но притворился непонимающим:
– Я Саттар-хан, Маттар-хан не знай. Моя из Арасей идот*.
______________ * Я никакого Саттар-хана не знаю, я еду из России.
– Молодец, перс, дай на чай, - сказал тогда один из казаков.
Но Алекбер продолжал игру.
– Моя чай не пьешь, вино не пьешь, арак не пьешь... Намаз арабатай! Сэн изнаишь? Моя муссельман...*
______________ * Я чая не пью, вина не пью, водки не пью. Я - богомольный человек. Ты знаешь? Я - мусульманин.
Казаки не отставали, всячески стараясь разъяснить Алекберу слова "на чай".
– Сэнин пул дай, моя чай пьет, - сказал тогда один из казаков, нарочито коверкая русские слова, - потом Тебриз гедир; куда хочешь, гедир*.
______________ * Ты дай деньги, а я выпью чай. Потом в Тавриз поедешь, куда хочешь поедешь.
Алекбер дал им пять иранских кранов, и они отъехали.
Всю дорогу мы были частыми свидетелями подобных сцен. Завидя издали солдатские фуражки, американка не знала, как и куда скрыться. Когда солнце клонилось к закату, начали вырисовываться вдали очертания города Маранда. Он не был похож на виденный мной раньше город.
Солдатских палаток, выстроившихся, подобно воинам, в густые ряды, нельзя было счесть. Группы конных и пеших солдат, словно муравьи, кишели по улицам. Вокруг города спешно возводились казармы для войск. Повсюду шла кипучая работа, проводились телефонные линии, и Маранд имел вид военного городка.
Мы должны были остановиться в доме начальника почты Ахмед-хана Мугеймеддовле, который был предупрежден о нашем приезде заранее по телеграфу из Джульфы.
Когда мы подъехали к дому Ахмед-хана, было уже темно. Словно ожидая гостей, он тотчас вышел наружу. Мы познакомились. Слуги внесли наши чемоданы в дом. Мисс Ганна чувствовала себя очень утомленной. День был жаркий, дорога плохая, и мы, стараясь еще до наступления сумерек добраться до Маранда, немилосердно гнали лошадей. Ахмед-хан хотел пригласить врача, но девушка отказалась наотрез.
– Вот если бы была ванная, я бы выкупалась и, может быть, пришла бы в себя, - неуверенно проговорила она.
– Я приказал затопить домашнюю баню, - сказал Ахмед-хан.
– Там имеется удобная ванна. Я знал, что с дороги вы устанете.
Хан вышел в другую комнату, и вскоре служанка с белым свертком в руке прошла мимо нас к бане, расположенной в другом конце сада.
Мы сели на балконе. К нам вышла жена хана, закрытая легкой чадрой. Она поздоровалась с нами и, ласково улыбнувшись мисс Ганне, сказала: