Тайфун
Шрифт:
– Такие босоножки у моей жены были, - сказал чуть осевшим с хрипотцой голосом.
– Но это не Ольга.
– Вы уверены?
– Врабий пронзал подполковника обескураживающим взглядом.
– Уверен, - твердо ответил подполковник.
– По каким признакам?
– Жена была тоньше. И кроме босоножек, никаких оснований...
– Труп при разложении меняет свои формы, - напомнил капитан.
– Где сейчас находится ваша жена?
Вопрос убийственный. Его с тревогой ожидал подполковник. Пожал плечами.
– К сожалению, мне это не известно.
– Когда она уехала от вас?
–
– Почему она уехала?
Родионов снова пожал плечами.
– И она не предупреждала вас?
– Нет.
– Вы не ссорились с ней?
– Нет.
– Она забрала свои вещи?
– Их было немного.
– Оставила какую-нибудь записку?
– Да. К счастью, я сохранил её.
– Можете показать?
– Разумеется. Она у меня дома.
– Будьте любезны, принесите сюда...
Родионов шел на квартиру как в бреду, не веря в реальность происходящего. Разве может так быть: одновременно погиб летчик, в чем, несомненно, обвинят командира, и найден труп якобы его жены, уехавшей неизвестно куда и с кем. Что Ольга покинула его ради нового любовника, он не сомневался. У них, когда она попросила забрать её с собой, был строгий уоговор: если изменит ему, то сразу уезжает. И вот записка: "Прости, делаю так, как мы договорились". Документ, как говорится, совсем не оправдательный. Даже наоборот, можно подумать, что она решилась на самоубийство...
Но записка запиской, а босоножки, - действительно улика весомая. И если капитан прав, что труп при разложении меняет формы, то Владимир не может утверждать, что это не Ольга. Тогда, выходит, её кто-то убил, ограбил, а тело сунул в выгребную яму туалета. Кто? Грабитель? Но в тот вечер, вернувшись домой уже в девятом часу - обсуждал в штабе со своими помощниками проблемы зимней эксплуатации техники и завершения плана летней учебы, - он ничего не заметил. Его не смутило даже то, что Ольги нет посчитал, что она у кого-то из соседей. Лишь когда включил свет - было уже темно - и, сбросив летное обмундирование, полез в шифоньер за пижамой, обратил внимание на отсутствие её вещей. А потом увидел на столе и записку.
Он тогда сильно расстроился: два года прожили, как говорится, в любви и согласии, и вдруг такое... В комнате стоял ещё запах её любимых духов "Белого ландыша", значит, уехала она совсем недавно... На ночь глядя?.. Ничего удивительного, она не робкого десятка. И скорее всего уехала не одна, больно уколола в сердце ревность.
И теперь, восстанавливая картину того вечера, он пришел к выводу, что в квартире никакого беспорядка не было. Значит, насилие отпадает. А так просто Ольга не позволила бы дать себя задушить, женщина она не из слабых. Да и соседи услышали бы: перегородки в квартирах хлипкие - на первом этаже слышно, что делается на последнем, четвертом.
Он хотел было позвонить Софье Борисовне, но передумал, к чему лишние пересуды; уехала и уехала, в добрый путь. Насильно мил не будешь. А Ольга своенравная, непредсказуемая была женщина. Почти два года они прожили вместе, но он так и не смог понять её до конца. Иногда настроение у неё менялось по пять раз на дню: то веселая и радостная, то вдруг задумчивая и грустная, замкнутая и недоступная. Что-то в ней было таинственное, загадочное. Возможно, это в ней больше всего ему и нравилось:
А Владимир не прошел, сел рядом, словно именно его она ожидала, и чтобы не рассердить её своим бестактным вторжением, удержать хотя бы на несколько минут, сказал весело:
– Спасибо, что дождались меня. Я хотел поговорить с вами ещё у агавы, но вы так быстро ушли.
– Он врал беспардонно: у агавы он её не видел, но знал, что многие ходят к цветку полюбоваться его огненными лепестками, играющими при малейшем движении воздуха, словно язычками пламени. Это было излюбленное место всех отдыхающих в санатории. Владимир был у цветка в первый день своего приезда, и когда экскурсовод рассказал, что агава цветет один раз в жизни и после этого погибает, ушел с грустным чувством - ему было жаль это прекрасное создание, словно живое существо. Блондинка приехала недавно - раньше он её не видел, - но, скорее всего, успела побывать у редкостного растения, санаторной достопримечательности.
Блондинка не повернула к нему головы. Спросила холодно:
– И что интересного вы хотели сказать мне?
– Мне показалось, что вам не понравилась агава. И меня это несколько разочаровало - прекраснее цветка я не видел.
Наконец она подняла голову, глянула на него недружелюбно. Но тут же льдинки в её глазах растаяли: безобидная улыбка симпатичного молодого мужчины произвела на неё приятное впечатление.
– Вы такой наблюдательный?
– с иронией спросила она. И чуть помолчав, добавила: - Мне не агава не понравилась, а люди, с восторгом говорившие о её предсмертном сиянии. Вас тоже восхитила её гибель?
– Похоже, мы с вами подумали об одном и том же. На меня агава произвела грустное впечатление.
– Вот уж не думала, что мужчины сентиментальны. Вы поэт, художник или врач?
– Не угадали. Хотя моя профессия и романтична, но далека от умственной эйфории или врачевания. Скорее наоборот.
– Ах, да, вы же военный. Вас учат убивать, а не сочувствовать. Тем более непонятно ваше отношение к цветку. Кстати, почему вы решили, что я именно вас ждала?
Владимир с невинной улыбкой пожал плечами.
– Во всяком случае, мне так хотелось. Тем более, как я уже заметил, у вас здесь нет ни друзей, ни знакомых. А я, к примеру, не выношу одиночества.
– Вы тоже только что приехали?
– Два дня назад. И вижу первого человека, с которым хотелось бы познакомиться.
– Благодарю за такую честь. Меня зовут Ольга.
– Владимир, - он с чувством пожал протянутую ему руку. Тонкую, с изящными длинными пальцами, с короткими ногтями без маникюра.
– А вы врач, - предположил Владимир.