Тайгастрой
Шрифт:
Широкая, залитая солнцем дорога в будущее открывалась перед каждым.
В Свердловске инженеры разделились: магнитогорцам предстояла пересадка. Товарищи, прожившие вместе четыре года, сдружившиеся, сроднившиеся за годы учебы, простились, дав слово писать друг другу.
В Свердловске поезд стоял около часа. Инженеры пошли бродить по вокзалу, по прилегающим к вокзалу улицам. Надя пошла вдоль своего поезда. На соседнем пути стоял товарный поезд, оборудованный для пассажиров.
— Вы куда, товарищи? — спросила Надя.
— На Тайгастрой! Мы колхозники!
Со дня выезда их прошла неделя, народу надоели полки, тошнило от укачивания, нападала дрема от песен, и когда поезд останавливался, все, от мала до велика, выходили из вагона. Парни любили постоять у станционного здания, посмотреть на работу телеграфиста: из медного, блестевшего, как начищенный самовар, барабанчика ползла и ползла длинная бумажная стружка. Девушки садились на рельсы, одна подле другой, как ласточки на телеграфном проводе, и весело переговаривались до отхода поезда.
— Так вы откуда, девчата? — допытывалась Надя.
— Воронежские!
— Мы орловские!
— А мы курские!
— У вас и говорок такой, — улыбнулась Надя. — А как звать тебя? — обратилась она к миловидной девушке, сидевшей ближе других.
— Фрося. Фамилия Оксамитная!
— Оксамитная? Украинка, значит?
— Может, и украинка, только мы — воронежские.
— Лет тебе сколько?
— Восемнадцать!
— Мы тоже едем на Тайгастрой. Будем вместе на одном строительстве. Приедете, обязательно вас разыщу! — сказала Надя улыбаясь.
Подошли хлопцы. Здоровые, краснощекие.
— Тоже воронежские?
— Наши. Только из разных колхозов.
— Тульские мы! — сказал молодой подтянутый парень в гимнастерке, побелевшей на спине, где выделялись лопатки.
— Из Красной Армии недавно?
— Недавно.
— Потянуло на строительство?
— Сейчас вся страна — строительство! Мог, понятно, и у себя в селе или в Туле устроиться, да захотелось свет повидать. В тайгу едем. По договору.
— Как фамилия?
— Ванюшков.
— А вы не знаете, как оно там, на строительстве? — спросил паренек, которого звали Сережкой Шутихиным. У него было очень подвижное лицо, густо усыпанное крупными, цвета сухого табачного листа, веснушками, и непокорные, вихрастые волосы.
— Откуда им знать? — ответил за Надежду Ванюшков. — Сами туда едут.
— А комсомольцы среди вас есть?
— Есть! — раньше других ответил Шутихин. — Я комсомолец! И Гуреев комсомолец. И...
— А я кандидат партии! — перебил Ванюшков. — Приняли в Красной Армии.
— Ну, счастливой вам дороги, товарищи!
— Вам так же!
— Кто это будет, девочки? — спросила Фрося, когда Надежда ушла.
— Практикант, должно! — заметил Ванюшков. — Человека видно по обхождению.
— Смотрите, такая, как мы, может, немного старше, и практикант!
— Приветливая! И как яблочко вся!
— Красивая! И платье в складочках!
— И пуговки, как звездочки.
Когда поезд с инженерами ушел, колхозная молодежь говорила о стройке, о том, что там их ждет, как встретят и
И вот, наконец... станция Тайгастрой.
Новое полотно, ветвящиеся рельсы, крутые крестовины, чуткие к движению поезда, конусы щебня, выкорчеванные лесные массивы, томительные остановки через каждые две-три минуты, плетенка лесов на кауперах и домнах, а там — вдали — дома нового города, дома, опоясанные стеклом. И иной, совсем иной цвет неба, запах воздуха. Даже солнце другое...
Надежда Коханец не отрывается от окна. «Получил ли Николай письмо? И телеграмму?»
Она ищет знакомую фигуру среди массы людей, снующей на вокзале; ей вдруг кажется, что она не узнает Николая... Она силится представить его сейчас — и не может... Стоя у подножки, всматривается в каждое лицо.
Путь окончен.
Молодые инженеры поспешно покидали вагон, словно боясь, что их могут повезти дальше. Собирались возле калитки — выхода «в город».
Борис Волощук нес свой и Надеждин чемоданы.
— Ты кого-то ждешь? — опросил на ходу.
Надя еще на что-то рассчитывает. «Он здесь, только не может меня найти. Или замешкался...» Всю дорогу она думала о нем. Он должен быть здесь хотя бы потому, что она так ждала...
Она идет, усталая, точно после изнурительной работы. К калитке подошел комендант поселка Кармакчи.
— Кто тут инженеры из Днепропетровска? Не вы ли, товарищи?
— Мы! мы!
— Пожалуйте к машине! Вот сюда, во двор.
Инженеры пошли грузиться и усаживаться.
— Легковые у нас на подтяжке, — как бы оправдываясь, сказал Василий Федорович.
— Иди сюда скорей! Вот твое место! — звал Волощук Надю, придерживая место чемоданом. Надежда покорно идет. Ей подают руки. Она взбирается, но очень неловко: колени упираются в борт машины, юбка узка. Борис берет девушку в охапку и под смех ребят втаскивает через борт.
Машины трогаются. Набирают ход. День солнечный, золотой. Перед инженерами открывалась панорама строительства.
«Все это очень хорошо, — мелькает в сознании; Нади, — но Николая нет...»
Телеграмму о выезде на строительство молодых инженеров, переданных по разверстке ВСНХ, Гребенников получил два дня назад. Вечером он получил телеграмму из Новосибирска. Инженеров следовало ждать с часу на час. Он очень обрадовался и пошел к Журбе. Было часов одиннадцать вечера.
Николай спал. Уснул он, вероятно, внезапно, сев на постель перевести дух. После возвращения из Москвы у него накопилось много работы, и он по целым дням пропадал то на площадке, то на подсобных заводах, то на ближних и дальних карьерах. С кровати свешивались ноги в грубых сапогах, испачканных цементом.