Таймири
Шрифт:
— Для чего мы рушим горы? — затянул какой-то умник.
— К нам в страну явились воры, — уныло ответили ему.
— Впору им марать заборы.
— Чем они займутся скоро!
Стражникам такое, конечно, пришлось не по нраву. Ох, и намахались они плетьми в тот вечер! Каждому влетело, даже тетушке Арии. И с тех пор невольникам возбранялось даже петь.
Остер Кинн стал настоящей катастрофой для владельцев отеля. Заплатив положенную сумму за проживание, он начал с того, что перевел бездну воды и мыла. Он отмывался от пыли и грязи, которая налипла на него в дороге. И продолжалось
На третий день, когда Остер Кинн насытился и даже пресытился гостиничной обстановкой, терпение заведующего лопнуло, как мыльный пузырь. Он ворвался в номер вместе с толпой негодующих постояльцев — и прирос к полу. По паркету текли потоки пенной воды, ковер ручной работы (дорогой, надо заметить!) вымок до нитки и стал походить на болотный мох, а в ванной кто-то громко и нахально распевал куплеты.
— Безобразие! — вскричал владелец отеля. — А ну, выметайся отсюда ко всем вардам!
Остер Кинн умолк. Он как раз извел последнюю бутылочку жидкого мыла, тюбик с зубной пастой и флакон заграничного одеколона. Облачился во все чистенькое — и распахнул дверь ванной прямо перед носом управителя.
— Выметайся вон, я сказал! — рявкнул тот и, поскользнувшись, грохнулся на спину.
В общем, Остера Кинна без лишних церемоний выставили за двери гостиницы, пригрозив, чтобы он там больше никогда не появлялся. А тот и рад радешенек!
— Скучно у вас, — сказал он. — Развлечений тьма, еды прорва, а всё равно скука смертная.
Сунул руки в карманы, вытащил трубку — и давай дымить! А одеколоном от него разило на всю округу. Даже полицейские шарахались.
Остер Кинн единственному удивлялся: как и откуда брался у него табак? И эта злополучная трубка? Неужто он пристрастился к курению? Это умозаключение сильно его озадачило, и он пообещал себе, что от табака избавится при первой же возможности. А с трубкой можно и повременить.
Внезапно он остановился посреди улицы, потому что его осенила догадка: вредные привычки наверняка на дух не переносят экстремальных условий, и уж где-где, а в неспокойной воде растворяются лучше всякой соли! Убить разом двух зайцев — а именно, покончить с табаком и догнать судно, на котором уплыла Таймири, — для Остера Кинна значило самому броситься в реку «Стрилл». Ему претила мысль о каких-либо подручных средствах, и он решил добираться до цели вплавь. Но прежде чем кидаться в омут с головой, он разузнал у паромщиков о яхте, снявшейся с якоря три дня тому назад. Паромщики с кривой улыбкой отвечали, что знают этого сумасбродного капитана, и предупреждали: «От него добра не жди!»
А потом народ, толпившийся на пристани, ахнул: Остер Кинн с разбегу прыгнул в реку, сопроводив свое погружение победным кличем и обильными брызгами. Конечно, до победы было еще далеко, но, раз вступаешь в бой с таким кличем, считай, перевес на твоей стороне.
Остер Кинн был заправский пловец, и как ни старались водовороты его закрутить, он всё
«Так-так, — подумал Остер Кинн. — Это плайвер Таймири. Хорошо же я в нем отдохну!»
И только он так подумал, как поток накатил на него со всей своей мощью. Река не на шутку взволновалась и попыталась затолкать настырного смельчака туда, откуда он явился. Но не таков был Остер Кинн, чтобы сдаваться, когда близок финиш. Он поднажал — и река отступилась. Уцепившись руками за резиновый бортик плайвера, он забрался внутрь, после чего издал клич, который теперь справедливо можно было назвать победным.
— Вовсе и незачем так орать! — заметила Таймири с палубы. Ей отчего-то взбрело в голову, что плайвер могут втихомолку отвязать. Мало ли, что у капитана на уме. — Кстати, очень правильно, что вы к нам присоединились. У нас здесь скука — хоть помирай.
— Правда? — удивился Остер Кинн. — В городе, знаете ли, тоже невесело. Чего стоят одни их правила да предрассудки!
— Зато у нас угнетающий философ, — парировала Таймири.
— Кое-кто слушает этого угнетающего философа с открытым ртом, — вставила Сэй-Тэнь, возникнув рядом. — Минорис просто влюбилась в его высокие материи! А вы бы поднимались наверх. В плайвере, должно быть, сыро. Простуду подхватите.
Остер Кинн не на шутку оскорбился. По пустыням всю жизнь бродил, никакая зараза его не брала. А тут, на реке, да еще после того, как он невесть сколько проплыл, — и вдруг простуда?
Внезапно Сэй-Тэнь выпучила глаза. Таймири решила от нее не отставать и тоже выпучила.
— Осторожно! На Зюма не наступите! — вскричали они в один голос.
Из под ног Остера Кинна белым пушистым комком выкатился щенок. Выкатился — и давай лаять! Остер Кинн чуть равновесие не потерял.
— Колючки пустынные! Откуда в плайвере пес?! — воскликнул он.
А ведь о Зюме совсем забыли! Как пропал в городе, так с тех пор и не появлялся. Сэй-Тэнь подозрительно взглянула на путешественника:
— Вы украли? Думали втихаря слопать?!
— Да ничего я не крал! — возмутился Остер Кинн. — Куда бы я его, по-вашему, запихнул? Рюкзак-то мой тю-тю! А в реке он бы захлебнулся.
Сэй-Тэнь призадумалась. И то верно. Как ни крути, Остер Кинн здесь ни сном ни духом.
— Ага, я же говорила! Дух гор! — обрадовалась Таймири. — На такое только духи способны.
Зюм лаял так звонко и самозабвенно, что даже капитан всполошился.
«Собака? Откуда на яхте собака?» — вздрогнул он. И тут же упустил нить своих рассуждений. А ведь битый час ломал голову, склонившись над картой речной долины. Он думал найти какой-нибудь рукав, чтобы заплыть туда и дать отдых команде.
— Ну всё, с меня хватит, — стукнул он кулаком по столу. — Что там, в конце концов, происходит?!
Кэйтайрон надвинул на лоб фуражку, для пущей внушительности насупил брови и в решительном настроении вышел из рубки.