Тайна брата

Смит Дэн

Он смотрит на меня в зеркало заднего вида. Когда наши глаза встречаются, я ощущаю в нем такую жестокость, что в животе растет ледяная глыба.

Мне страшно за бабулю с дедом, но придется рассказать правду. Больше вариантов я не вижу.

— Ба с дедом не пускают. Они говорят, мне нужно время, после того что случилось с папой.

— А что с ним случилось?

— Он погиб. — Я разглядываю колени, боясь поднять глаза.

— Где?

— В России, герр Вольф. Он служил в армии.

— Ты должен гордиться

им.

— Я горжусь.

— Расскажи о надписи на стене, — меняет тему Вольф. — Помнишь, где ты ее нашел?

— Нет, герр Вольф.

— Не помнишь или не хочешь говорить? — Вольф опять разглядывает меня в зеркало.

— Я заблудился, — объясняю, уставившись в окно.

— Ясно. И на что же было похоже это… произведение искусства? — В последних словах звучит густой сарказм.

— Слова, герр Вольф. И цветок.

— Какие слова?

— Я… не хочу их повторять, герр Вольф, — Про гитлерюгенд? Или нашего любимого фюрера?

— Да, герр Вольф. И то и то.

Инспектор уголовного розыска, вздохнув, барабанит пальцами по рулю.

— Это же не твоя работа? Ты ведь у нас не из этих хулиганов? Потому что, сказать по правде, я терпеть не могу хулиганов.

— Никак нет, герр Вольф. Честное слово, это не я.

— Знаешь кого-нибудь, кто мог бы это сделать? Раньше видел такой цветок?

Гоню прочь мысли о нашивке, которую заметил на жилетке Стефана.

— Нет, герр Вольф.

Во рту у меня пересохло. Слова так отдают ложью, что ее нельзя не заметить.

— Ты твердо уверен?

Чувствую на себе взгляд Вольфа, но удерживаюсь от соблазна посмотреть ему в глаза. Мне страшно, что он прочитает мои мысли. Так что я разглядываю проносящиеся мимо дома.

— Так точно, герр Вольф. Уверен.

Некоторое время инспектор молчит.

— Карл Фридман, я тебе верю. Сдается мне, ты хороший мальчик. Я прав?

— Вы правы, герр Вольф.

— Вот и славно.

Всю оставшуюся дорогу мы молчим. Герр Вольф, сидящий передо мной, кажется опасным монстром, и я не могу отделаться от страха за бабулю с дедом. И от мыслей, что этот человек едва ли достоин восхищения. И вспоминаю выражение лица, с которым на него смотрела женщина.

Герхард Вольф приводил ее в ужас.

Вольф у нас

Дед, открыв дверь, смотрит на Вольфа с удивлением и тревогой, но едва он замечает раненого внука, выражение лица меняется. Он тянет ко мне руку и хочет что-то сказать, но Вольф отодвигает деда и заводит меня в дом.

— Вальтер, кто там? — Ба спадает с лица, увидев в кухне офицера гестапо. — О, это вы.

— Мальчик находится под вашей ответственностью? — спрашивает Вольф, посмотрев на бабулю.

— Да, — отвечает дед, подошедший вслед за офицером. В голосе звенит напряжение. — А что случилось?

Ба, справившись с потрясением, идет прямиком

ко мне. Вытерев руки о фартук, она усаживает меня за стол.

— Милый, что стряслось? Что с тобой приключилось?

— Прогуливает школу, — сообщает Вольф. — Гоняет по улицам на велосипеде, вот что с ним случилось.

Ба, стрельнув в него глазами, разглядывает меня. Открывает рот, но слова находятся не сразу. Наконец Ба прочищает горло и тихо начинает говорить, прищелкивая языком, будто в горле пересохло.

— Давай-ка промоем раны, ладно? — Тряпка, которую мне дали, летит в корзину, а Ба лезет в шкафчик за аптечкой. Ба работала медсестрой, как и мама, у нее всегда под рукой есть набор неотложной помощи. — Болит? Ходить можешь? Руки сгибаются?

— С ним все в порядке, — заявляет Вольф. — Он сильный…

— Он ребенок, — обрывает его Ба. — Ему всего двенадцать лет.

У Вольфа застывает лицо.

— Ему повезло, что он жив. Да и вам предстоит кое-что объяснить. Дети обязаны ходить в школу.

Ба с дедом обмениваются тревожными взглядами.

— Его отец погиб, — говорит Ба, скручивая влажную салфетку. — Мы предупредили в школе и в отряде. Ему нужно время…

— Смерть отца не дает ему права слоняться по городу и прыгать под мою машину, — заявляет Вольф.

— Вы правы, — соглашается дед. — Нам очень жаль. Этого больше не повторится.

Ба промывает ссадины и порезы, и пальцы ее дрожат. Вольф бродит по кухне, заглядывая в ящики, словно живет здесь. Даже не подумав спросить разрешения, он всюду сует нос. Его слишком много для такой маленькой кухни. Одеколон перебивает запахи еды.

Вольф находит в шкафчике жестянку, открывает крышку и нюхает.

— Кофе. Настоящий кофе. И много.

— Купили в магазине герра Финкеля, — объясняет Ба.

Вольф через стол смотрит на нее.

— Как так вышло, что у вас полно кофе, а у меня нет ни крошки?

— Мы купили его у герра Финкеля, — повторяет Ба, дезинфицируя мои коленки. — Заплатили…

— Еще и сигареты, — перебивает Вольф, обнаруживший в шкафу четыре пачки. — Немецкие. Хорошие.

— Купили у герра…

— Финкеля, да, я понял, — машет рукой инспектор. — Какой богатый ассортимент у него в магазине, надо же. Мне вот сложновато находить такой дефицит.

Вроде бы Вольф пытается говорить вежливо, но в голосе упрямо прорезаются обвиняющие и подозрительные нотки. Сунув по две пачки в каждый карман куртки, он вонзает в бабулю взгляд своих серых глаз.

— И безо всяких евреев мы превращаемся в нацию спекулянтов, — заявляет он.

— Мы не спекулянты! — возражает Ба.

— Отдельные недобросовестные личности гребут все под себя. Набивают подвалы, как хомяки. Такие действия подрывают мощь Фатерлянда.

— У нас в подвале нет ничего, кроме старой мебели.