Тайна дома №12 на улице Флоретт
Шрифт:
Мальчик ступил на лестницу. Его спутники шагнули за ним. Тайный подземный ход проглотил их.
***
Скрюченные корни затянули под себя одного из констеблей, но сержант Кручинс не обратил на это внимания. Он шагал к мухоловке, задрав голову, и в его сознании пульсировала лишь одна мысль: «Сладость…» Он не заметил, как на пустырь выехали четыре черных «Трудса».
Экипажи остановились у стены выходящего окнами на канал дома, и из них посыпали люди. Важные джентльмены (кто в цилиндре, кто — в тропическом пробковом шлеме) все были в
Не сговариваясь, новоприбывшие одним движением бросили к глазам короткие подзорные трубы, нацелив их на голову монстра, в пасти которого в этот момент с хрустом перемалывался какой-то старик.
— Это и правда… растение?! — воскликнул один из джентльменов. — Глаза меня не обманывают, господа?!
— Кажется, двенадцатый бокал шерри был лишним! — поддержал еще один.
— Пемброуз был прав!
— Подумать только! Сэр Бреккенфорт!
Дверца одного из экипажей открылась, и в грязь пустыря ступил самый важный по виду господин из прибывших, обладатель пышных седых бакенбард.
Господин учредитель Клуба охотников-путешественников вытянул руку, и его помощник, парнишка лет семнадцати, выскочивший из экипажа следом за ним, вложил в нее подзорную трубу.
Не отрывая взгляда от окуляра, сэр Бреккенфорт, велел:
— Мартин, мелодия № 5!
— Слушаюсь, сэр!
Парнишка нырнул в экипаж, и в следующее мгновение появился снова с небольшим походным столиком. Установив его возле сэра Бреккенфорта, он взгромоздил сверху граммофон и запустил пластинку. В воздух из медного раструба полился «Колониальный вальс».
Глава Клуба убрал подзорную трубу и повернулся к охотникам.
— Джентльмены! — сказал он спокойно и размеренно, словно в сотне шагов от них не было никакой твари и не творилась кошмарная бойня. — Наш собрат и верный друг сэр Пемброуз призвал Клуб на помощь, и Клуб ответил на призыв! То, с чем мы столкнулись сегодня, бесспорно войдет в историю нашего общества, не только как охота на, не побоюсь этого слова, уникального зверя, но и как признание ошибок. В своей беспечности, в своем снисхождении к предостережениям дорогого сэра Пемброуза, Клуб запятнал свою честь. Но мы ее очистим! Я не буду призывать к вашей храбрости, я призываю к вашему азарту. Как мы можем видеть, это не простой эйланский тигр или хартумский лев, но я верю, что каждый из вас докажет делом свое право носить гербовый перстень нашего славного общества. Итак, господа, своим словом учредителя Клуба охотников-путешественников Габена я открываю охоту на это… гм… существо. Джентльмен, который добудет язык твари, получит премию в тысячу фунтов из фонда Клуба и будет отмечен в коридоре почета! Да начнется охота!
Речь, произнесенная сэром Бреккенфортом, в данных обстоятельствах любому постороннему могла бы показаться неуместной, чрезмерно формальной и напыщенной, но члены Клуба, приверженцы консервативных взглядов и традиций, внимали каждому слову с восторгом и трепетом.
Когда глава Клуба договорил, охотники загудели и, расчехляя оружие, прямо на месте принялись заключать пари.
— Награда моя! — воскликнул один из охотников, устанавливая длинноствольную винтовку на распорку-трость.
— Это мы еще поглядим! — ответил другой, включая своих механических псов; глаза автоматонов зажглись, из металлических пастей
А затем к царящему на пустыре рокоту, лаю и звукам «Колониального Вальса» добавились выстрелы.
Сэр Бреккенфорт, с виду расслабленный и крайне хладнокровный так, словно был не на пустыре, где огромная тварь пожирала людей, а на чаепитии, прокашлялся, размял пальцы, повел шеей и бросил помощнику:
— Мартин, мой «Слонобой»!
Парнишка достал из экипажа длинный футляр с витой надписью «Холланд» на крышке, открыл его и принялся умело собирать винтовку.
Между тем мухоловка прервала свой пир. Пули, вылетающие из охотничьих штуцеров, били без промаха, вонзаясь в ее голову, пробивая в ней дыры. Из чудовищной пасти вырвался рев. Тварь дернулась и поползла к охотникам, давя подступивших к ней людей.
— Прошу, сэр! — Мартин вручил тяжеленную винтовку старику и принялся раскладывать походный чайный варитель.
Сэр Бреккенфорт сказал:
— Пожалуй, сейчас стоит добавить в чашку три кубика сахара, Мартин.
После чего поднял винтовку и прицелился.
***
Прогремел выстрел. Эхо от него донеслось даже до площади Неми-Дрё. Когда рокот прошел над улочками и крышами, многие добропорядочные жители Габена подумали, что вот теперь уж точно началась война.
Они стояли у окон своих квартир, выглядывая из них и гадая, что же происходит на самом деле. Еще когда только стемнело, до главной площади Тремпл-Толл донесся рев полицейских сирен — вся восточная часть Саквояжного района выла и стонала, сигнальные тумбы чуть подпрыгивали на своих местах, а трубы качались, выплевывая в темное небо звуки тревоги. Вскоре раздались выстрелы. Ну а когда выстрелил «Холланд», многие на Неми-Дрё решили, что пальба идет уже прямо за углом.
От этого звука все без исключения бродячие собаки в Тремпл-Толл начали истошно лаять, к ним присоединились и их домашние сородичи. Пару старушек хватил удар, а господин главный судья Сомм выскочил из постели так стремительно, словно нащупал под одеялом нечто скользкое, липкое и извивающееся, обладающее при этом парой десятков коротких ножек.
Выстрел «Холланда» привлек внимание еще кое-кого.
Человек, лежавший на скамейке в облаке рыжей пыльцы, вздрогнул и пришел в себя. Он поднял голову — та по ощущениям была тяжелой, как якорь дредноута. К горлу подступил приступ тошноты.
Человек захрипел. На нижнюю часть его лица был надет удушливый респиратор, верхнюю занимали защитные очки. Он не помнил, чтобы надевал на себя все это.
В голове звучал тихий, но крайне назойливый голос: «Вы боитесь, профессор… боитесь сделать выбор, что ж, я чуть подтолкну вас…»
— Муниш… — прохрипел профессор Грант.
Последнее, что он помнил, это разговор в оранжерее. Муниш что-то говорил о дилемме, а потом… потом была темнота, изредка прерываемая кратковременными обрывками бодрствования.
Экипаж трясется на ухабах и кочках…
Они куда-то едут…
Муниш что-то говорит… что-то об основополагающих принципах науки и о том, на что готов пойти настоящий ученый ради своих изысканий…
«Он меня усыпил… — понял профессор Грант. — Но зачем? Чтобы я не мешал ему?»