Тайна дома №12 на улице Флоретт
Шрифт:
Вместе с ростом он пытался купировать и голод мухоловки. Усыпить ее… это казалось правильным решением. Мало кто может понять, что испытывал профессор Грант. С одной стороны, его снедало чувство вины из-за того, что он по сути погрузил своего ребенка в летаргию, а с другой — ночами в кошмарах его преследовали все те, кого отправили в пасть к его «милому чаду». Это противоречие не давало ему покоя все последние двадцать лет, он хранил его внутри, прятал от коллег и подчиненных, натужно делая вид, что все в полном порядке.
Профессор Грант не был сумасшедшим, не был из тех безумцев, о которых писали в газетах, — он прекрасно
И у него он был. Муниш заставил его выбирать — этот хитрый проходимец и манипулятор все подстроил: велика вероятность, что именно он пробудил Карниворум Гротум, выставив наивно доверившегося ему профессора Гранта на одной стороне шахматной доски, а его питомца на другой.
Зачем ему это? Чего он хочет? Это очередной его непонятный натуралистический эксперимент? И сейчас он, Грант, на приборном стекле микроскопа?
Выбор…
Профессор Грант шагал по пустырю, минуя рытвины в земле, оставленные лозами чудовищного растения. Кровь захлюпала под подошвами его туфель. Мертвая девочка, лежащая в грязи, глядела на него пустым взглядом. А он все шел, переступая тела — раздавленный констебль и располовиненный старик, безголовое женское тело в ночной рубашке и бородатый мужчина в вросшем в глаза пенсне…
Профессор знал, что должен делать…
Он подошел к людям, стоявшим у основания гигантского растения, и начал пробираться через толпу. Та поддавалась, словно кисель под ножом. Женщины, мужчины, дети — здесь были все, и все слепо глядели вверх, задрав головы.
Профессор Грант услышал, как некоторые из них шепчут, почти не размыкая губ: «Сладость…»
Вскоре он добрался до самого Карниворум Гротум, прямо перед ним высились заросли путаных корневых клубней, в вышине прошла одна из лоз, выбирая себе новую жертву из толпы.
Грант задрал голову. Перед его глазами предстал крошечный росток в горшке. Маленький, слабенький, чахлый, обмотанный шарфиком, чтобы не мерз. Он вспомнил, как дрожащей от волнения рукой капал на эти маленькие листики из пипетки экстракт собственного изобретения, смесь тропической воды и местной росы, собранной в парке Элмз. Вспомнил, как чуть подросшее растение начинало качаться на стебле и кивать ему, когда он возвращался домой. Оно знало его, может, даже любило… Он спас его от жестокого человека, он прятал его от этих мерзких людей, которые, узнай о нем, попытались бы его убить, он лечил его и кормил, он… любил его. И глядя на него сейчас, он понимал, что любит до сих пор.
Он сделал свой
Профессор Грант раскрыл ладонь и опустил взгляд, рассматривая оба шприца. «Яд» или «М-микстура»? Кто должен умереть? Его питомец… его ребенок или в общем-то ни в чем не повинные люди?
О, он знал, что должен делать. И он сделал. Крепко сжав ладонь, он раздавил оба шприца.
Стеклянные осколки посыпались на землю, жидкости, находившиеся в шприцах, смешались и потекли в грязь пустыря.
Вытерев перчатку о полу пальто, профессор снова задрал голову.
Он сделал свой выбор.
Это был не один из тех вариантов, которые предоставил ему Муниш, но его собственный.
Профессор Грант снял маску респиратора и глубоко вдохнул витавшую в воздухе пыльцу.
***
Ночное небо над Габеном было затянуто низкими тучами. Оно походило на клочковатое войлочное одеяло какой-нибудь старухи из Фонарни или из Фли. В таком одеяле несомненно должны были водиться клопы и блохи, но сейчас в нем завелось кое-что другое.
Рыжие светящиеся «глаза» пробирались сквозь тучи, порой исчезая, но всякий раз непременно появляясь вновь. Существо, ползущее через это «одеяло», рычало и злилось. Оно вышло на охоту…
Багровый дирижабль Пожарного ведомства Тремпл-Толл летел в сторону канала, вот только сейчас он охотился не на пожар.
Рокотали два могучих двигателя. Гулко вращались винты. Мигали носовые и кормовые огни, сигнализируя о боевой обстановке на борту.
Внутри гондола длиной в полтора трамвайных вагона тонула в потемках. Почти все ее пространство занимал коридор, разделенный по центру рядом механических лебедок. У лебедок стояла дюжина напряженных молчаливых пожарных в полном обмундировании, при касках, защитных очках и топориках. Большинство огнеборцев угрюмо глядели прямо перед собой, но кто-то то и дело косился то на выключенный пока что тревожный фонарь, то на переговорную трубу, медная глотка-воронка которой чернела над плечом командира расчета мистера Бонни. При этом всех сейчас занимало всего два вопроса: «Когда мы уже наконец доберемся до места?» и «Что именно сейчас происходит за овальной проклепанной дверью рубки управления?».
Рубка сейчас напоминала карнавальную каллиопу: на трех приборных панелях мигали лампочки-индикаторы, попискивали датчики угла крена и тангажа, тяги и давления, летучего газа в баллонах и сжатого воздуха в баллонетах. Постоянно щелкали переворачивающиеся ячейки альтиметра, сообщая меняющуюся высоту, жужжали акселерометры и гироскопы навигационной системы. Не хватало только тревожной, обволакивающей сердце музыки органа.
Сидящий в окружении приборов и датчиков навигатор мистер Бэриндж, человек суровый и многоопытный, не только прожженный, но и не единожды обожженный в пожарах, нервно сглотнул, глядя в носовой иллюминатор.
— Подлетаем, сэр! Мухоловка прямо по курсу!
Брандкапитан Роджер Дарнлинг, обладатель алого мундира, фуражки и ожогов, затянувших всю левую сторону его лица, пророкотал, перекрывая гул моторов:
— Расстояние?!
— Четверть мили!
Когда из-за крыш домов впереди выплыл пустырь, на котором шевелилось нечто уродливое и громадное, на лице капитана Дарнлинга не дрогнул ни один мускул, в то время как стоящий рядом доктор Доу, к своему огорчению, проявил куда меньше выдержки — он непроизвольно поднял бровь.