Тайна дома №12 на улице Флоретт
Шрифт:
Доктор Доу поглядел ему в глаза, и впервые доктор Степпл не отвел взгляд. Слова бывшего ученика действительно были не лишены смысла и логики, а против логики не могло выстоять даже страстное желание доктора Доу разоблачить и обезвредить тварь-болезнь. Пока… пока искра в сознании Натаниэля Френсиса Доу еще не слишком разгорелась, и азарт не захватил его целиком.
Он раздраженно вздохнул.
— Я сделаю, как вы хотите.
Доктор Степпл кивнул и сказал:
— И еще я хочу, чтобы вы знали, доктор Доу: если я почувствую, что ваши…
Это было сказано с такой твердостью и убежденностью в голосе, что доктор Доу непроизвольно дернул щекой. Это, определенно, был не тот Степпл, которого он знал прежде. Но при этом в душе у него зародилось крошечное зерно надежды, что и он сам — больше не тот человек, одно имя которого делало темные и мрачные коридоры Больницы Странных Болезней еще темнее и мрачнее. Больше не тот человек, который обратит внимание на то, что изрезал кого-то на лоскуты лишь в тот момент, когда окровавленный бурый комок блуждающей опухоли удачно извлечен и посажен в банку.
***
Полли Уиннифред Трикк была очень странной. По меркам Габена она порой, возможно, и вела себя, как слегка чокнутая, но Джаспер склонялся к тому, что она просто милая чудачка, и считал, что другой такой девушки, как племянница их экономки, больше не существует. И хоть Полли была взрослой, он воспринимал ее, как своеобразного, но очень красивого мальчишку. И неудивительно: она была неунывающей, храброй и бесшабашной, и неприятности к ней так и липли. Настоящее горе для ее чинной тетушки. Дядюшка говорил, что Полли невыносима, но Джасперу это в ней нравилось особенно.
Когда они только сели в кэб и отправились на улицу Флоретт, он еще не знал, что она задумала. Что ж, в ее планы входило то, на что строгий и хмурый Натаниэль Френсис Доу сказал бы: «Ни в коем случае!»
— Ты мне скажешь, что у тебя на уме, Полли? — спросил Джаспер.
Полли поглядела на него и улыбнулась.
— У меня на уме то, что тебе так нравится: проникновение в злодейское логово.
Джаспер не поверил своим ушам.
— Но, чтобы было злодейское логово, должен быть злодей!
— О, он есть, — уверила его Полли. — Твоего дядюшку волнуют только болезни, и он совершенно не обращает внимания на людей — люди не вызывают у него решительно никакого интереса. Как будто он не знает, что почти все беды исходят как раз от людей. Где какое-то горе, какая-то подлость — там всегда какой-то подлец. А у меня, знаешь ли, чутье на подлецов. Когда вы рассказали мне об этом доме, кое-что показалось мне подозрительным. — Она сделала многозначительную паузу. — Кое-кто показался мне подозрительным.
— Кто?
— Жильцы начали болеть несколько дней назад, так? А кто появился в этом доме несколько дней назад?
Джаспер понял.
— Мистер Драбблоу!
Полли кивнула.
— Он поселяется в доме, и жильцы
Джаспер вспомнил встречу на лестнице — то, как этот Драбблоу хмурился, то, как от него мерзко пахло, и то, как он грубо велел Китти убираться с дороги.
— А еще он злобный и его никто не переносит! Настоящий хмырь! — сказал мальчик. — Он очень похож на злодея. И как я сам не понял?!
Полли поглядела в окно. И ничего не увидела, кроме тумана. Рыжие пятна фонарей появлялись и исчезали. Девушку посетили мрачные воспоминания о ее собственных злодеях, тех, от кого она скрывалась, уверяя всех, что просто гостит у тетушки. В Льотомне злодеи часто совсем не похожи на злодеев, и тем страшнее становится, когда милые улыбки внезапно превращаются в жуткие гримасы, а в ярких и искренних глазах появляется коварный блеск. Габен был мрачнее, грубее, чем Льотомн, здесь правили более низменные нравы, и местные мрази вовсе не заботились о том, как бы удивить свою жертву прежде, чем на нее наброситься…
Оставшуюся дорогу до улицы Флоретт они обсуждали мистера Драбблоу и строили предположения, кто он такой на самом деле и что затеял.
Вскоре они были на месте.
Вид дома, в котором, по мнению дядюшки, поселилась тварь-болезнь, заставил Джаспера усомниться в их плане: ему вдруг перехотелось туда соваться. От одного взгляда на это сгорбившееся, будто вылезшее из какого-то невнятного сна, строение кожа мальчика покрылась мурашками. Дом кутался в туман, словно в одеяло, его окна чернели — со стороны казалось, будто он давно стоит пустой. Полли испытывала схожие чувства.
— Подождем Китти вон там. — Она указала на темнеющую у края пустыря старую трамвайную станцию, и они пошагали к ней, выискивая наиболее сухие места в бурой слякоти.
Когда Полли с Джаспером подошли, первой их встретила ржавая вывеска: «ст. Б..л….вый м. ст».
Весь вид станции вызывал одни лишь неприятные мысли. В кованом навесе зияли дыры, а полукруглое окошко смотрителя было заколочено. Обнесенная опавшими листьями билетная будочка вся проржавела, как и газетный ящик, в котором лежала стопка древних, почти черных от влаги выпусков «Сплетни». Время здесь будто остановилось — и то верно: часы на столбе заклинило, ячейки с оставшимся до прибытия вагона цифрами перекосились.
В дюжине ярдов от станции над обрывом проглядывали ржавые обломки Балкового моста. Джасперу показалось, что они не просто сломаны — он, кажется, даже видел следы гигантских когтей на них и тут же представил, как мост с жутким скрежетом рвет какое-то чудовище.
Будто подслушав его мысли, в стороне неожиданно раздался приглушенный рокот, сопровождаемый скрипами и лязгом. Но это было никакое не чудовище, а всего лишь кэб, который подъехал к дому.
Из подъезда вышли двое мужчин. Они о чем-то горячо спорили. С удивлением Джаспер узнал одного из них.