Тайна дома №12 на улице Флоретт
Шрифт:
В крошечной квартирке миссис Паттни тикали часы. Они делали это так медленно и вяло, что, казалось, между каждыми «тик» и «так», если постараться, можно было успеть увидеть парочку снов.
Часам меланхолично подыгрывал стоявший на пюпитре древний, как само время, метроном. Его стрелка лениво заваливалась из стороны в сторону, и каждое ее движение сопровождал глухой «щелк». Эта штуковина будто бы намеренно была создана, чтобы убаюкивать.
Джаспер зевнул.
Он прикладывал немало усилий, чтобы
Лампа на комоде едва теплилась, и в гостиной стояла полутьма. Повсюду была пыль: и на старой мебели, и на ковре с бахромой, и даже на дряхлой, еденой молью ткани, которой были обиты стены. На окне чернели горшки с сухими цветами, а в воздухе висел едва уловимый приторно-мерзкий запах: то ли где-то гнили забытые в вазе фрукты, то ли это гнил мистер Паттни — в мрачном воображении мальчика этот человек, которого, скорее всего, даже не существовало, лежал сейчас в спальне, а его слегка помешанная супруга просто не заметила, что он умер.
Джаспер чувствовал себя очень неуютно. И дело было не столько даже в этом месте.
Миссис Паттни все время стояла рядом, склонившись над ним, а ее огромные глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, казалось, забыли, как моргать. Сухие губы учительницы музыки при этом беззвучно шевелились, словно она постоянно что-то говорила.
Джаспер старался не смотреть на нее и думал лишь о том, когда же наконец закончится эта пытка: у него болела спина, ныла поясница, а рука уже совсем затекла.
— Я больше не могу, — простонал мальчик. — Ну сколько еще?
— Ты должен привыкнуть, — сказала женщина. — Ты должен научиться правильно держать инструмент. Это важно!
Джаспер держал скриппенхарм, уперев в него подбородок, и не менял положение последние пятнадцать минут, но по ощущениям прошло уже пару лет с момента, как он встал на пыльный круглый коврик у потрескавшегося пюпитра.
Скриппенхарм был тяжелым и неудобным. Джасперу он не нравился: инструмент выглядел, как скрипка, из которой уродливыми отростками торчали четыре раструба-воронки. Мальчик еще не извлек из него ни одного звука и просто не представлял, как это делать. Видимо, чтобы играть на этом, нужно было не просто зажимать струны, но еще и перекрывать отверстия клапанов. И все это при помощи лишь одной руки! Да у него просто нет столько пальцев!
— Миссис Паттни, я больше не могу.
Учительница музыки в упор приблизила к Джасперу свое лицо, так что он смог разглядеть каждую ее морщинку. Она словно пыталась проверить, говорит ли он правду.
Отметив боль и отчаяние в глазах мальчика, миссис Паттни отстранилась и возмущенно затрясла головой, отчего ее спутанные всклокоченные волосы затрепыхались.
— Да, это непросто! Но ты должен лучше стараться… — Она тяжело вздохнула. — Так уж и быть, сжалюсь — можешь пока опустить инструмент. Будем учиться держать смычок.
Джаспер с облегчением повесил скриппенхарм на крючок пюпитра и потер раскрасневшуюся шею. С
— Нет, не так! Это же не ложка! — Учительница вырвала смычок из руки мальчика и продемонстрировала ему верное положение пальцев. — Только так, и не иначе! Разворот, изгиб запястья! Все это очень важно, иначе будет не музыка, а какая-то трам-барам-барабарщина.
Вернув Джасперу смычок, миссис Паттни своими скрюченными узловатыми пальцами сама выставила его руку на нем и, усевшись в кресло, взялась за вязание.
Со смычком было чуть проще. По крайней мере, Джаспер мог шевелиться. И все же отсутствие стула не могло не вызывать раздражение — и почему учиться музыке нельзя сидя?!
Миссис Паттни закашлялась и, достав из кармана вязаной кофты грязный, покрытый засохшими соплями платок, шумно высморкалась.
— Эта простуда, — сочувственно проговорил Джаспер. — От нее никуда не скрыться…
— Да-да.
— Не люблю болеть, — продолжил мальчик, пытливо глядя на женщину. — В носу постоянно свербит, горло болит, а от лекарств все время хочется спать. Вам не хочется спать?
— Не особо, дорогой, — ответила миссис Паттни.
Учительница музыки снова высморкалась, а затем принялась разглядывать содержимое платка. После чего, видимо, не обнаружив там ничего особо примечательного, поднялась и выдвинула ящик комода. Положив туда платок, женщина вытащила новый, по мнению Джаспера, не намного чище — судя по всему, она их попросту не стирала.
— Недавно я тоже болел, — сказал мальчик. — У меня был жуткий насморк, прямо как у вас. А еще я кашлял, и у меня даже слезы текли, представляете?
— Да-да, слезы.
— И они были зеленые! Вы можете поверить? Дядюшка сказал, что это из-за капустного супа, который я ел. Ненавижу капусту!
Говоря это, Джаспер постарался напустить на себя наиболее наивный и легкомысленный вид, на который только был способен.
Миссис Паттни пристально поглядела на него, но ничего не сказала. После чего снова взялась за спицы.
Джаспер какое-то время молчал, а затем завел речь о том, что его на самом деле волновало. Он решил зайти издалека:
— Когда я к вам шел, внизу мне встретился этот хмурый мистер с длинными подкрученными усами. Знаете его?
Лицо миссис Паттни вытянулось.
— Хм-м… мистер Драбблоу из девятой квартиры.
— Кажется, он вам не нравится, — заметил мальчик.
— С его появлением жизнь в этом доме стала невыносимой.
Джаспер прищурился. Разговор сразу же вышел в нужную сторону.
— Почему жизнь стала невыносимой?
— Потому что мистер Драбблоу — злыдень! — раздраженно ответила миссис Паттни. — Пару дней назад он пришел сюда и начал грохотать в мою дверь! Прервал урок! Заявил, что его, видите ли, раздражают звуки скриппенхарма, мол, у него из-за них мигрень! Но я-то знаю, что он просто склочный и придумал все это, чтобы мне досадить.