Тайна Дома трех вязов
Шрифт:
Отказавшись от своих планов, он осторожно спустился по лестнице, чтобы не потревожить больную ногу.
– И каков результат?
– Пока никакого. Я пытался подтвердить нашу гипотезу. Теперь могу утверждать, что убийца точно вышел не этим путем. Я не думал, что вы так быстро вернетесь…
– О, я уже давно проснулся. Невозможно спать, когда такое творится.
– Вчера вечером я сделал поразительное открытие.
– В самом деле?
– В бумагах графа достаточно подтверждений о том, что дела его были плохи и долгов предостаточно. Но это не самое интересное. Только представьте: граф никогда
– Но… мы их видели, те самые письма!
– Я не говорил, что их не существует. Письма написал сам граф и положил их в почтовый ящик.
Форестье рассказал о цитате, взятой Монталабером из Библии, и о газетах, из которых были вырезаны буквы для составления посланий.
– Какой-то абсурд! Зачем ему это?
– Он меня обманул. Неприятно признавать, но это правда. Этими письмами граф вызвал меня в «Три вяза». Разве я мог ему отказать, если на кону стояла его жизнь?
– Что же было у него в голове?
– Думаю, он в самом деле чего-то опасался и считал, что я смогу его защитить. Я перед ним виноват. Монталабер надеялся на меня, а я не смог предотвратить его убийство.
Гийомен на несколько секунд задумался.
– Как вы считаете, он знал, что по его душу явится кто-то из гостей?
– Этого нельзя исключать.
– И все же странно приглашать в гости собственного убийцу!
– Наверное, он думал, что, если я приеду, преступник не осмелится… Лейтенант, я просто осёл!
– Ну что вы… Никто не смог бы предотвратить случившееся.
Форестье положил лестницу на землю. Продолжать беседу на эту тему было бессмысленно.
– Представляете, комиссар, у моей жены есть собственная версия относительно убийства.
– У вашей жены?
– Она часто ходит в кино и особенно любит детективы. Сегодня утром она размышляла над нашей загадкой и выдвинула такое предположение: что, если это в самом деле самоубийство?
– Ну вот! А я так надеялся, что убедил вас в обратном…
– Вы меня убедили, но Эвелин напомнила мне об одном старом деле… В тот раз мы обнаружили мертвого фермера в его сарае, рядом лежал револьвер. Все признаки самоубийства. Одно было странно: три раны в голове.
– Три?
– Да. Понимаете, почему мы склонялись к версии об убийстве… Потом коронер написал в отчете, что первые две пули не пробили череп; несмотря на тяжелое ранение, бедняга-фермер нашел в себе силы выстрелить еще раз. Наши баллистики доказали, что револьвер был неисправен, а патроны отсырели.
– Странная история, признаю, но какое отношение она имеет к нашему делу?
– В нашем случае мы столкнулись с самоубийством, которое выглядело как убийство. А что, если сейчас перед нами самоубийство, замаскированное под убийство? Насколько нам известно, состояние здоровья графа оставляло желать лучшего. Представьте, его дни сочтены… Перспектива медленного угасания и неизбежной зависимости от окружающих настолько его расстраивает, что он решает покончить со всем этим. Однако граф не может заставить себя совершить самоубийство. Монталабер – эстет, во всем предпочитает утонченность. Поэтому он решает инсценировать свою смерть и превратить ее в вызов.
– Кому же предназначался этот вызов?
– Конечно же, вам, комиссар, потому-то граф и приложил столько усилий, чтобы
Форестье с сомнением хмыкнул.
– Гениально. Но если из браунинга не стреляли, то как граф выстрелил себе в голову?
– Возможно, не обошлось без Анри. Дворецкий вошел в кабинет и забрал пистолет, из которого стрелял Монталабер.
– Это невозможно. Я бросился к телу первым, больше к нему никто не приближался. Если б там лежал еще один пистолет, я бы его увидел. В конце концов, Анри – не Гарри Гудини!
– Эвелин выдвинула вторую гипотезу: граф вышиб себе мозги оружием, которое прикрепил к прочной, туго натянутой резинке. Итак, он стреляет, выпускает из руки пистолет, и тот летит прямо в дымоход, где его не заметит ни один свидетель. Моя жена никогда не видела кабинета, просто попыталась представить самый подходящий способ.
Форестье рассмеялся.
– У вашей жены живое воображение!
– Я тоже так думаю.
– Но в камине не было оружия, мы бы его увидели.
– Разумеется, мы осмотрели его не слишком тщательно. Если резинку прикрепили к каминной трубе у самой крыши, пистолет мог улететь очень высоко, и из кабинета нам его точно не увидеть.
– Можете вообразить, как Монталабер лезет на крышу, рискуя сломать себе шею, чтобы закрепить на трубе резинку?
– Нет, не могу.
Форестье все же взглянул на крышу дома.
– Учитывая то, что мы пока в тупике, не помешает проверить и это предположение, – признал он.
– Я пришлю сотрудника, чтобы он там все осмотрел.
– В любом случае мои поздравления вашей жене. Самоубийство, замаскированное под убийство… Никогда бы такое не придумал.
Первыми встали Моро и генерал, а мадам Лафарг и доктор Вотрен появились в гостиной только спустя полчаса. Анри, как всегда идеально и расторопно, накрыл сытный завтрак на большом столе, за которым вечером гости ужинали. Те, у кого не было аппетита, могли выпить кофе или чай.
– Сколько нам еще здесь сидеть? – спросил доктор Вотрен.
– Столько, сколько потребуется, – ответил Форестье, который вернулся, чтобы налить себе чашку кофе. – Вы все равно собирались провести в этом доме выходные.
– Но не в такой ситуации! – запротестовала мадам Лафарг. – Не с трупом же в доме!
– Тело увезли. Сегодня проведут вскрытие.
– Какая разница! – воскликнула она. – Ночью вы сами сказали, что нам может угрожать опасность…
– Ночью? – переспросил журналист. – Как это? Нам вроде бы велели запереться в спальнях.