Тайна Дома трех вязов
Шрифт:
– О, мы еще не знаем, какой именно, но он непременно должен быть. Даже если письма с угрозами были просто уловкой, я все равно убежден, что один из гостей затаил на графа злобу. Монталабер хотел его раскрыть и потребовать объяснений, но тот пошел дальше и превратился в убийцу…
Лейтенант Гийомен, ушедший незадолго до полудня, вернулся в «Три вяза» с тонкой папкой в руках.
– Господа, коронер представил отчет!
Он кратко изложил факты. Врач обнаружил только одну рану, нанесенную пулей из огнестрельного оружия. Входное отверстие диаметром
– А что с пулей?
– Калибр семь шестьдесят два на тридцать восемь, используется только в револьверах системы Нагана «M1895». Мы проверили.
– Наган? – удивился Форестье. – Это довольно необычно, не так ли?
– Почему вы так считаете?
– Наган был на вооружении русской армии во время Великой войны, с этими револьверами до сих пор работают сотрудники НКВД. В цель бьет не очень точно, но перезаряжается и стреляет быстро… Это оружие скорее выбирают, когда собираются лишить жизни несколько человек, одного за другим. Не говоря уже о том, что его чертовски трудно достать и что существуют более компактные и незаметные револьверы.
– В любом случае вы были правы: эта пуля не могла вылететь из браунинга калибра шесть тридцать пять.
Кожоль раздраженно покачал головой.
– Не понимаю… Убийца знал, что в конце концов правда откроется – браунинг не мог быть орудием убийства.
– Не обязательно, – ответил лейтенант. – Если бы смерть графа с самого начала сочли самоубийством, вскрытия не было бы.
– Верно, – согласился Кожоль. – Позвольте взглянуть на отчет?
– Вот, пожалуйста. Там больше ничего интересного.
Пока его друг знакомился с выводами коронера, Форестье продолжал ломать голову. Что-то ускользало от него… Почему убийца взял столь редкое и необычное оружие? Возможно, это вообще не имеет значения. Но с таким же успехом эта деталь может стать ключом к разгадке тайны.
Глава 18
Дедукция
Остаток дня прошел как в замедленной съемке. Все гости собрались в гостиной, но не из желания составить друг другу компанию, а из опасений встретиться в коридорах дома лицом к лицу с убийцей. Он все еще гулял на свободе, этот мерзавец, и не было никакой гарантии, что до конца выходных он не выкинет какой-нибудь номер. Несмотря на предупреждения комиссара, Моро взял блокнот и начал писать статью, хотя и горько сожалел, что под рукой нет портативного «Ундервуда».
Каждые четверть часа или около того он читал отрывки вслух. Катрин Лафарг сочла текст живым и удачным. Генерал был возмущен непристойным поведением журналиста и пригрозил подать на него в суд, если тот продолжит упоминать его имя. Доктор Вотрен, более внимательный к форме, чем к сути, поправил несколько фраз, которые показались ему сомнительными с точки зрения грамматики.
Мадам Лафарг пила вино, листала журналы и мечтала, сидя на диване. Вотрен, вспомнивший художественные амбиции юности, поставил перед собой задачу нарисовать
Разочарованный, что на него не снизошло озарение, доктор Вотрен наконец оставил свой эскиз и сел рядом с Гранже, который перелистывал страницы так, словно книга ему сразу наскучила или, что еще хуже, сильно его встревожила.
– Что вы ищете на этих страницах, генерал?
Старый солдат не поднял глаз, но все же соизволил ответить:
– Сам не знаю. Книга меня заинтриговала. Я хочу знать, почему Моро упомянул о ней вчера.
– Я все слышу, генерал! – крикнул журналист с другого конца комнаты.
– А мне все равно! В ней ничего такого, что может нам помочь. Глупейшая история с орангутангом… Теперь я понимаю, за что не люблю фантазии. – Гранже закрыл книгу и наконец посмотрел на доктора. – Видите ли, Вотрен, я из тех, кого называют картезианцами. В этом преступлении не было никакого колдовства. Мы должны посмотреть на это дело как на математическую задачу. Я уверен, что разгадаю тайну раньше других.
– Если желаете знать мое мнение, я считаю, что убийство мог совершить только представитель низших социальных слоев.
– Вы так думаете?
– Спросите комиссара, он вам ответит: большинство преступников вообще нигде не учились. Преступность – это признак дремучести. Ландрю был сыном фабричного рабочего и швеи.
– И что он делал? Сжигал своих жертв в печи! Никогда ему не придумать такой загадки, как убийство в запертой комнате.
– Это правда, – согласился доктор Вотрен. – Но я все же поставил бы на слуг: Анри или повариху.
Генерал посмотрел на него с упреком.
– Подозревать мадам Валлен? Вы серьезно? Сомневаюсь, что она в жизни убивала кого-нибудь, кроме гусей и кур. Напротив, я полагаю, что убийца обладает интеллектом выше среднего. Возможно, он даже скрывает ум под какой-то личиной…
– А вы присмотритесь! Кто сказал, что Анри плохо скрывает ум?
Моро, подняв глаза от блокнота, вступил в разговор:
– Будьте последовательны, доктор. Вы утверждаете, что убийца – хам, но при этом воображаете, что Анри мог годами скрывать, что он – настоящий гений преступного мира! Парадокс…
Мадам Лафарг очнулась от задумчивости:
– Оставьте бедного Анри в покое. Никто не выбирает среду, в которой рождается. Слуги имеют право на наше безоговорочное уважение. Где бы мы были без них?
Доктор раздраженно пожал плечами.
– Меня все время мучает вопрос: если один из нас – убийца, то куда пропало оружие? После убийства мы не отходили друг от друга ни на шаг. Комиссар обыскал всех нас, обыскал кабинет, коридор и гостиную. Не мог же револьвер волшебным образом испариться!
Генерал задумчиво погладил кожаную обложку книги.
– Это простое соображение опровергает вашу теорию, дорогой доктор. Убийца – далеко не хам и не простак. На самом деле он, пожалуй, умнее всех нас…