Тайна двух лагерей

Макеев Алексей Викторович

«Да итит твою дивизию, – раздраженно подумал Гуров. – Неужели яичница так на нее подействовала?»

Разумеется, в этом не было никакого смысла. Женьке прежде всего нужно было выспаться, протрезветь, очистить мозги. В противном случае она могла бы натворить что-то не слишком умное. К примеру, вместо того чтобы идти в полицию, она могла собрать все вещи бедного Бессольцева и отправить их на помойку. Или вообще сменить замки в квартире.

– Давай я тебя провожу, – предложил Гуров и взял Женьку под локоть.

Почувствовав мужское прикосновение, Женька вдруг бросилась Гурову на грудь и тоненько заплакала. Растерявшись, он обнял ее

за плечи. Не любя, а придерживая. Сделано это было исключительно для того, чтобы успокоить уставшую женскую душу – не более. Пока Женька смачивала футболку Гурова горькими слезами, он по-отечески мягко похлопывал ее по спине, понимая, что если он не выпроводит ее из квартиры сейчас, то сериал продлится на второй сезон. Он сделал шаг в направлении комнаты, Женька подалась, отодвинулась от него и вдруг замерла на месте.

– Ой, – всхлипнула она.

В дальнем конце комнаты, на пороге, граничащем с коридором, стояла Маша. Такого выражения лица Гуров у нее никогда не видел.

Он тут же представил, как она увидела все это своими глазами: муж с соседкой в обнимку на пороге спальни. Соседка плачет, муж ее обнимает. Однозначно не чужие друг другу люди, получается.

– Не хотела тебя тревожить, – вежливо улыбнулась Маша. – Думала, что ты сегодня с парнями отдыхаешь. Взяла такси.

– Отменили, – ответил Гуров. – Сегодня мы все отменили. Мужики не могут. Все заняты.

– Да, – подтвердила Женька и отпустила Гурова. – А мой мудила меня бросил. Ушел к другой. Я к твоему Леве и пришла, он же полицейский.

– И как? Помог? – Маша так и не спускала с лица улыбку.

– Помог, – ответил Гуров. – Позвонил в дежурную часть, покормил человека, а теперь Женя пойдет домой и наконец-то проверит свой мобильный телефон.

– Я пойду, да, – согласилась Женя.

– Удачи, – пожелала Маша, развернулась и ушла на кухню.

Гуров и Женька молча переглянулись. Наверное, она прочла в его участливом взгляде что-то еще, сжалась и покинула чужой дом. И с Машей даже не попрощалась.

– Не стала тебя предупреждать. Я на один день приехала. Сейчас полечу на пробы, а потом снова в аэропорт.

– И все-таки, Маш. Я бы хоть бутерброды приготовил.

– Да ладно, перебьемся, – махнула рукой Маша. – Так что же у нашей соседки случилось? И где Виталик? Он действительно бросил ее и ушел к другой?

Они пили кофе, сидя на балконе. Вернее, сидела Маша, а Гуров стоял, облокотившись о перила, и курил в сторонку, чтобы дым не затягивало в квартиру.

– Вчера ушел из дома, пообещав вернуться. Но так и не пришел. На звонки не отвечает ни мне, ни Женьке, – пояснил Гуров. – Видела бы ты ее, когда она появилась на пороге. И вроде бы жаль ее, но, с другой стороны, в таком состоянии люди черт-те что могут натворить. Пришлось проявить немного участия и заботы.

– Я заметила, – кивнула Маша.

– Ты не могла что-то там заметить, – перебил Гуров. – Вот уж реально как в том анекдоте: дорогая, это не то, что ты подумала.

Маша сдержанно улыбнулась.

– Тупейший анекдот, – призналась она. – Но люди все равно смеются.

– Послушай, Строева, Женя пришла ко мне за советом, а еще затем, чтобы с ней кто-то поговорил. Выглядела как побитая собака. Да ты и сама видела. Она пьяна. А я трезв как стекло.

Маша протянула руку, и Гуров вложил в ее пальцы сигарету.

– Странное чувство, Лева, – призналась она, глядя мужу в глаза. – Очень странное.

Но теперь я, кажется, кое-что поняла.

– И что же? – напрягся Гуров.

– То, что меня слишком часто не бывает дома.

– Как и меня. Но дело скорее не в том, что мы много работаем.

– Да, Гуров. Дело в том, что мы часто не совпадаем. По времени, по маршрутам. Что там еще есть? Уже и не припомню. Но я все равно тебе верю, даже если ты несешь чушь. Вот просто верю – и все.

В который раз Гуров возблагодарил одного страшно знаменитого небесного старика за то, что тот послал ему такую умную жену. Обмануть Машу было невозможно, и хоть Гуров и не преследовал такую цель, на душе у него вдруг стало тревожно.

Новостей от Бессольцева не было совсем. Женька, уже спокойная, с тревогой спросила про Машу: а не подумала ли она чего-то плохого о ней и о Гурове? Гуров успокоил ее, сказав, что Маша успела увидеть лишь часть происходящего и его объяснения ее вполне устроили.

– Он не звонил и не писал, – Женька протянула Гурову свой телефон. – Сам проверь. Может, я что-то упускаю.

– В соцсетях он сидит?

– Нигде он не сидит. Это я везде регистрируюсь, чтобы быть в курсе дел творческой жизни. Знаю все и обо всех. Оно мне надо?

– Когда ты что-то делаешь не для себя, то выкладываешься почему-то больше, – ответил Гуров, возвращая Женьке телефон. – А Виталий вообще-то твой муж. А чего ради своего мужика не сделаешь?

– Ему это не нужно, – опустила взгляд Женька. – Черт, Гуров… Неудобно перед твоей женой.

– Покажи-ка мне лучше его мастерскую, – живо перевел тему Гуров. – Сюда, верно? Он как-то приглашал, но я забыл уже.

Мастерская Бессольцева напоминала комнату в хостеле – настолько много совершенно лишних для художника вещей тут находилось. Картонные коробки, из которых выглядывали смятые газеты, древний самовар на подоконнике, пустые пластиковые бутылки вперемешку с пивными, но тоже без содержимого, какое-то разноцветное тряпье на полу и на высоком барном стуле с облезлой спинкой. Все это рванье, весь этот многоликий бардак, обосновавшийся в комнате с грязными оконными стеклами, вся эта многолетняя пыль на сто процентов олицетворяла хозяина, которого несчастная Женька всю жизнь пыталась вытащить в люди. Таким Бессольцев был и в жизни. Безалаберным, легкомысленным, не отягощенным заботами. Но все же присутствовали в его характере те самые черты, которыми стоило бы дорожить, имея в друзьях такого человека, – Бессольцев был добрым, даже бесхитростным, неспособным на лесть, подставу или на что-то из той же серии. Он был словно большим ребенком, и Женька только подогревала в нем желание ничего не менять. Дело, наверное, все-таки стоило свеч, поскольку бездетным Бессольцевым некуда было направлять свою энергию, кроме как на одного из них. В этом союзе сильный опекал слабого. Браво, конечно. Только вот роли были распределены неправильно, но это, как говорится, уже была другая история.

Центр мастерской занимал мольберт, которым, помнится, Виталий очень гордился. Гуров вспомнил, как он объяснял, что работает не только сидя на стуле, но и стоя, а когда еще и янтарный коньяк в стакане где-то неподалеку, то хочется творить и творить без конца. Мольберт был не простым, а дорогущим, импортным, и его Женька заказывала через своих высокопоставленных знакомых то ли из Италии, то ли из Испании.

– Краски и кисти он держит вон в тех ящиках, – махнула рукой Женька. – Будешь что-то искать?