Тайна Голубого поезда
Шрифт:
Катарин ошарашенно смотрела на него. Он поднял руку, словно защищаясь.
— Осмелюсь попросить вас, мадемуазель, пройти со мной в соседнее купе.
— Это необходимо? — тихо спросила Катарин.
— Кто-то должен опознать ее, — ответил комиссар. — Служанка исчезла…
— Он покашлял со значением. — Вы единственная, кто с ней общался.
— Ну что ж, — спокойно сказала Катарин, — если это необходимо…
Она встала. Пуаро ободряюще кивнул ей.
— Мадемуазель весьма чувствительна, — сказал он. — Я тоже могу пойти, месье Кау?
— Разумеется,
Они вышли в коридор, и комиссар открыл дверь соседнего купе. Шторы на окне были подняты до половины. Убитая лежала на боку лицом к стене в такой естественной позе, словно спала. Месье Кау осторожно повернул ее на спину, и Катарин вскрикнула, сжав руки. Лицо было изуродовано до неузнаваемости.
Пуаро резко спросил:
— Когда это было сделано, до или после смерти?
— Врачи сказали, после, — ответил месье Кау.
— Странно! — Пуаро сдвинул брови, повернулся к Катарин. — Будьте мужественны, мадемуазель, хорошенько посмотрите на нее. Вы уверены, что это та самая женщина, с которой вы вчера общались?
У Катарин были крепкие нервы. Она заставила себя внимательно осмотреть убитую. Затем подалась вперед и прикоснулась к руке бедной женщины.
— Я совершенно уверена, — заявила она наконец. — Лицо трудно узнать, но фигура, рост, цвет волос не оставляют сомнений, и потом я узнала это.
— Она показала на маленькую родинку на запястье убитой. — Я заметила ее, когда говорила с ней.
— Bon [16] , — сказал Пуаро. — Вы очень наблюдательны, мадемуазель. Таким образом, вопрос об идентификации трупа решен; но все это очень странно.
16
Хорошо (фр.)
Он недоуменно указал на лицо убитой.
Месье Кау пожал плечами.
— Возможно, убийца сделал это в припадке злобы, — предположил он.
— Если бы она не лежала так спокойно, это было бы возможно, — размышлял Пуаро. — Человек, который задушил ее, сделал это безо всякого труда. Небольшой шок, и все, конец. Но почему он потом так изуродовал ее лицо? Почему? Надеялся, что ее не узнают? Или он так ненавидел ее, что не мог видеть лица даже мертвой?
Катарин задрожала.
— Не позволяйте мне пугать вас, — обратился он к ней. — Для вас это необычно и ужасно. Для меня, о Господи, это обычная история. Один момент.
Пуаро тщательно осмотрел одежду убитой. Затем прошел в соседнее купе, где Катарин видела служанку.
На сидении лежали три или четыре пледа, шляпная коробка, саквояжи.
Неожиданно он спросил Катарин:
— Вы были здесь вчера. Как вам кажется, здесь что-нибудь изменилось, может быть, что-то исчезло?
Катарин внимательно осмотрела оба купе.
— Да! Исчезла яркая сафьяновая шкатулка. На ней были инициалы «Р.В.К.» Я видела ее на коленях у служанки.
— Вот как? — заметил Пуаро.
— Но
— Вы хотите сказать, что это сделала служанка?
— Нет, мадемуазель, против этого есть веский аргумент, — сказал месье Кау.
— Какой?
— Служанка осталась в Париже. — Он обратился к Пуаро:
— Я хотел бы, чтобы вы выслушали эту историю. Она очень убедительна.
— Мадемуазель, конечно, тоже захочет послушать, — предположил Пуаро. Вы не возражаете, господин комиссар?
— Нет, — ответил комиссар, хотя было видно, что он возражает. Конечно, нет, месье Пуаро, если вы этого хотите. Вы уже закончили здесь?
— Думаю, да. О, еще минуту!
Он заглянул под пледы, нашел там что-то, подошел к окну, потом вернулся, держа «это» двумя пальцами.
— Что это? — спросил месье Кау.
— Четыре рыжих волоса. — Он повернулся к убитой. — Они принадлежали мадам.
— Ну и что? Разве это важно?
— А разве нет? На данной стадии расследования мы не знаем, что важно, а что нет, и потому должны внимательно относиться к каждой детали.
Они вернулись в купе, и вскоре перед ними предстал проводник.
— Ваше имя Пьер Мишель? — спросил комиссар.
— Да, месье комиссар.
— Я хочу, чтобы вы повторили этому джентльмену, — он указал на Пуаро, — все, что рассказали мне.
— Хорошо, господин комиссар. Это было вскоре после того, как мы отъехали от Парижа. Я пошел стелить постель на ночь, думая, что мадам будет обедать в вагоне-ресторане. Но в ее купе стояла корзинка с едой. Она сказала, что вынуждена была оставить служанку в Париже и надо застелить только одну постель. Она перенесла корзинку с едой в соседнее купе и находилась там, пока я стелил постель. Затем сказала, что не хочет вставать рано, что любит поспать. Я сказал, что все понял, и она пожелала мне доброй ночи.
— Вы заходили в соседнее купе?
— Нет, месье.
— В таком случае вы вряд ли могли заметить сафьяновую шкатулку среди других вещей?
— Я ее не видел, месье.
— Мог ли в соседнем купе прятаться человек?
Проводник подумал.
— Дверь была полуоткрыта, — ответил он. — Если человек стоял за дверью, я не мог его заметить, но, несомненно, мадам увидела бы его.
— Действительно! — сказал Пуаро. — Вы можете добавить что-нибудь еще?
— Думаю, это все, месье. Больше я ничего не могу вспомнить.
— А сегодня утром? — поинтересовался Пуаро.
— Как и велела мне мадам, я не стал тревожить ее. Лишь перед Каннами осмелился постучать в дверь. Не получив ответа, открыл ее. Мне показалось, что леди спит. Я тронул ее за плечо, чтобы разбудить, и…
— И увидели, что произошло, — перебил Пуаро. — Tres bien! Полагаю, я узнал все, что котел узнать.
— Надеюсь, месье комиссар, — робко произнес проводник, — что я не сделал ничего предосудительного. Такой кошмар, и где? В Голубом поезде! Это ужасно!