Тайна императорской канцелярии

Косарев Александр Григорьевич

Какое-то время поспорив, раскапывать ли оба места одновременно или сосредоточиться на каком-нибудь одном из них, мы все же решили, что рациональнее выкопать сначала только одну яму. Но какую именно?… В возобновившуюся перепалку вмешалась Сандрин, которой, видимо, порядком поднадоели наши споры.

– Ну что вы препираетесь? – зашипела она на нас, словно рассерженная гусыня. – Тут и спорить не о чем. В любом случае вероятность попадания не больше пятидесяти процентов! Давайте приступим к раскопкам у той вешки, которая ближе к воде. И все, хватит пустой болтовни!

Мы

пристыженно замолчали и спешно принялись натягивать рукавицы. Затем разобрали лопаты и, установив фонарь так, чтобы его свет не был виден со стороны Местечка, приготовились к работе.

– Ну, Господи, помоги нам! – с силой воткнул Михаил лопату в землю.

Последующие полчаса были слышны лишь противный скрежет металла о мелкие камни да наше хриплое дыхание. Но вскоре первоначальный энтузиазм испарился – одновременно с первым потом, выступившим на наших спинах.

– Да там ли мы роем? – посветил я фонариком в глубь выкопанной примерно на полметра канавки.

– Боюсь, придется изрядно попотеть, – устало отбросил лопату и Михаил. – Все же отклонение от гипотетической точки, в которой мог лежать камень с отметиной, могло составить довольно значительную величину. Вдруг этот Владимир был гренадерского роста? Значит, и шаг у него был соответствующий.

– И то верно, – с готовностью согласился я. – Если, например, его шаг был хотя бы на десять сантиметров шире наших, тогда на девять шагов набегает девяносто сантиметров! Да если еще приплюсовать размеры самого камня…

– Ой, блин, – сокрушено шлепнул себя по ноге Михаил, – а ведь и верно! Следовало начинать на метр дальше!

– Давай тогда рой оттуда, – указал я острием лопаты на новый рубеж. – А я продолжу отсюда, тебе навстречу. Только так мы перекроем весь диапазон на протяжении целых двух метров.

Вновь заскрипели лопаты, и к двум ночи мы стали обладателями окопа полного профиля, из которого высовывались лишь наши головы. Золота, тем не менее, не было и следа.

– Может быть, выпьете кофе? – предложила Сандрин, служившая нам живым фонарным столбом.

– Это дело, – обрадовался я, – наливай скорее.

Испытывая с непривычки сильную дрожь в ногах и тянущую боль в спине, я вскарабкался на земляной бруствер и помог выбраться Михаилу. Попивая кофе, поднес часы к фонарю. Время двигалось к трем ночи, и было ясно, что начинать вторую яму бессмысленно. Времени оставалось только на то, чтобы максимально расширить имеющуюся траншею, ибо отклонение от исходной точки могло иметь место не только по длине, но и по ширине траншеи. Так что, испивши бодрящего напитка, мы с почти старческим кряхтением спустились в траншею и, натянув на распухшие ладони уже порядком изодранные рукавицы, вновь ухватились за шанцевый инструмент.

– Роем строго до четырех, – предупредил я своего напарника. – Нам ведь еще нужно успеть вернуться, поставить лодки на место и сделать вид, что всю ночь мы честно спали.

– Куда ж деваться, – натужно прохрипел в ответ Михаил, выбрасывая наверх очередную порцию земли, – до четырех, так до четырех.

Но оторвать его от землеройного безумия мне удалось только к пяти, когда

небо на востоке начало реально светлеть. Мы с трудом выбрались из качественно выкопанной ямы и критически осмотрели дело своих рук. Да, это был истинно гераклов подвиг, особенно если учесть, что почва острова оказалась щедро напичканной разнокалиберными камнями, а мы с Воркуновым были вовсе не записными землекопами, а обычными московскими белоручками. Но долго любоваться сотворенным земляным «произведением искусства» было некогда. Подхватив инструменты, мы устало побрели к лодкам. Михаил подал один из шестов, но я отказался им воспользоваться.

– К чему мне какая-то палка, – поднял я лопату, – когда есть вот это?

Обратный путь показался мне намного короче. Наверное, потому, что из-за сильной усталости я греб в почти полуобморочном состоянии и попросту не осознавал реальность. Кое-как втащив и привязав лодки у лагуны, мы со старческими стонами принялись взбираться на косогор и смогли одолеть его лишь благодаря Сандрин, которая подталкивала сзади то одного, то другого. Добравшись до сеновала, мы побросали рюкзаки где попало и, не раздеваясь, провалились в бездонный и бесчувственный сон.

Глава двадцать третья

НОЧЬ СПЛОШНЫХ РАЗОЧАРОВАНИЙ

– Эй, городские лежебоки, вы живы? – донеслось до моих ушей, словно сквозь толстую подушку.

– Живы, живы, – прохрипел я, не узнавая собственного голоса, – скоро выйдем.

– Дак это как хотите, – уже более спокойно отозвался Болеслав Мартынович, – просто время уже к одиннадцати. Думал, не случилось ли чего… Вставайте, когда хотите, мне все равно надо уходить…

Голова у меня была чугунной даже на ощупь, а тело ныло, словно по нему всю ночь лупили палками. Однако, мужественно сжав зубы, я преодолел обуревавшую меня апатию и сполз с сеновала, растолкав заодно своих соратников. В половине двенадцатого мы были уже в кухне.

– Миша, голубчик, – томно простонала Сандрин, буквально падая на низенькую табуреточку, стоявшую около очага, – свари, пожалуйста, кофе.

– Вот еще, – недовольно буркнул тот в ответ, – тебе хочется, ты и вари.

– В самом деле, Сандрин, – поддержал я друга, – что тебе стоит самой за нами поухаживать? Ты всего лишь немного не доспала, а мы, как ты прекрасно видела, всю ночь пахали, словно кони на ипподроме!

– Тоже мне, джентльмены! – фыркнула мигом подобравшаяся француженка. – Несколько часов покидали землю и уже скисли! Что же будете делать сегодня ночью?

– Ну уж точно не кофе тебе варить, – все так же враждебно отозвался мой друг.

Наступила томительная пауза. Все сидели неподвижно и ждали, когда ситуация разрядится сама собой. Первой не выдержала Сандрин. Вскочив с места, она звонко топнула каблучком и пулей выскочила на веранду, хлопнув напоследок дверью.

– Вот и правильно, – хмуро бросил ей вслед Михаил, – сходи на воздух, охладись. Раскомандовалась тут… Нашла, понимаешь, прислугу!

– Ты чего с утра яришься? – направился я к плите, намереваясь найти что-нибудь съестное.