Тайна имперской короны
Шрифт:
– Я помню, как папа рассказывал притчу про «Ничего нет» и «Никого нет», – начала она с видом примерной ученицы. – Это случилось еще во времена, когда мама и папа были студентами и только собирались пожениться.
На лицах присутствующих появилось выражение вежливой скуки. Но перебивать сестру начальника они сочли неприличным и приготовились выслушать рассказ, в тайне лелея надежду, что он окажется недлинным.
Между тем, (я вспомнил эту историю) Ленка действительно собиралась поведать нам крайне полезную вещь.
Суть притчи
Как-то раз студенты собрались отметить праздник на природе. В лучших традициях того времени предполагались палатки, костры, купание в местной речке, гитары, песни про «Солнышко лесное» и прочие радости жизни.
Парни на место туристической стоянки поехали первыми, чтобы обустроиться, обжить костровую поляну и так далее. Девушки должны были прибыть рейсовым автобусом на несколько часов позже.
И вот встречающая группа с букетами полевых цветов выстроилась на остановке. Перегруженный автобус, вздыхая и грозя развалиться на части под непосильной ношей дачников с мешками и корзинами, прибыл почти без опоздания. Парни вертели головами во все стороны, пытаясь рассмотреть девушек в среде измученных пассажиров, плотно сжатых автобусными недрами. Самый шустрый сумел даже пробраться в салон и провел там беглый опрос. Выяснилось, что девушки на этот рейс не попали. Не сумели втиснуться.
И тогда прозвучала фраза, ставшая потом легендарной в нашей семье: «Здесь никого нет!»
– Таким образом, – завершила рассказ Елена, – когда мы говорим, что «ничего нет» или «никого нет», это означает лишь, что мы не увидели то, что ожидали. А на самом деле все есть, и много. Но не то, что мы искали.
– Ага, – живо отреагировал дядя Миша. – Значит, мы искали не то или не там. Где у нас, кстати, файлики, в которые мы упаковали обертки от часов сторожа? Надеюсь, их удалось спасти?
Ваня молча, с оскорбленным видом извлек из недр портфельчика требуемые обертки.
– Пожалуйста.
Вам когда-нибудь приходилось изучать оберточную бумагу? Пролежавшую бог знает в каких условиях почти сто лет?
В общем, перед нами было нечто помятое, грязноватое, пахнущее несвежим машинным маслом и жирное наощупь. Но вариантов не было, и мы принялись осматривать разложенные перед нами бумажки с рвением, с каким завзятый фанат живописи впивается взглядом в полотно Рембрандта.
Нет, дело не выглядело абсолютно безнадежным. Обертки не были чем-то однородно окрашенным. Имели место пятна различного происхождения, формы и интенсивности цвета. Любители теста Роршаха сумели бы углядеть в них много интересного.
Но нам, к сожалению, нужно было не нафантазировать какие-то образы, а извлечь то, что реально существовало. С последним наблюдались сложности.
– А помните, как в фильме «Сокровище нации»? – ударилась в воспоминания Елена, которой первой надоело вглядываться в пустые куски бумаги. – Там Николас Кейдж, стоило ему заметить любое пятно, начинал его вертеть так
– Нагревать? – задумался Ваня. – М-м-м…
Я взял у сестры листок, который та демонстративно оттолкнула, и посмотрел на просвет. Увы.
– А какой кислотой там поливали? – переспросил дядя Миша, повторяя мой маневр со своей оберткой.
– Погодите, а может эти листы нужно рассматривать, как фракталы? – Вдохновился озаренный идеей Зайкин. – Глядите, они все неправильной формы. Между тем, по теории фракталов каждая часть предмета имеет те же свойства, что и предмет в целом.
– Больно ты умный, – буркнул я, выдергивая у Вани его обертку и тоже просматривая ее на свет.
– А вы взгляните на линию разрыва, – не отставал компьютерщик. – Похоже, что все эти куски последовательно отрывали от некого общего массива. И если попробовать состыковать их в первоначальном порядке…
– Нашел! – радостно вскричал старший прапорщик и затряс листом, отобранным у безропотной княжны. – Глядите, здесь какие-то линии.
Мы дружно ринулись прикладывать обертку к оконному стеклу и мгновенно убедились, что да, на общем серо-масляном фоне присутствуют какие-то более светлые полосы, складывающиеся в некий непонятный узор.
К моему смущению подобные же полоски обнаружились и на листе, который долго и безуспешно изучал лично я.
– Нужно больше света, – заявил Ваня, отбирая у нас обертки. – Схожу к экспертам в лабораторию. У них там освещение на любой вкус: косопадающее, отраженное, проникающее, лазерное… В общем, если на этих бумажках реально имеется хоть какая-нибудь информация, любую тайну мы вытащим без остатка.
Едва за Зайкиным закрылась дверь, моя сестрица сделала поползновение завладеть его неосмотрительно оставленным на столе ноутбуком.
– Уж не собираешься ли ты поиграть? – ядовито поинтересовался я.
– А что? Все равно пока Ваня не вернется делать абсолютно нечего.
– А я думаю, что нам пора обсудить американский вопрос. Потому что вчерашнее происшествие вовсе не вызывает у меня восторга.
– Ну, дверь-то нам подожгли не американцы, – заметил дядя Миша. – Такую подлянку только наши могли придумать.
– Тем хуже. Значит, у американской наследницы есть выход на российских граждан, готовых на подобного рода подвиги.
– Это да, – вздохнул старший прапорщик. – Американцев-то мы еще могли бы как-то отследить. А от наших не убережемся.
– Соответственно, нужен какой-то обманный маневр. Финт. Чтобы преследователей направить по ложному следу, а самим освободиться и двигаться вперед спокойно, не шарахаясь от каждого куста. Какие есть идеи?
– Никаких, – хладнокровно ответила сестрица, тихой сапой придвигая к себе ноутбук. – Мы пока не знаем, куда ведет настоящий след. Как же в таких условиях придумывать ложный?