Тайна имперской короны
Шрифт:
Хранитель, понятное дело, своего занятия не афиширует, и окружающие видят его вполне обычным человеком. Иногда он какой-нибудь пастух-старожил, неотъемлемая часть пейзажа. Иногда какой-нибудь сторож Петрович, которым все сдержанно помыкают и гоняют за чаем.
А иногда хранитель может оказаться местным правителем – князем, властителем местности, в которой сокрыт клад.
Независимо от «оболочки», в которую облачен хранитель, он никогда не имеет права взять из подведомственной сокровищницы хотя бы даже медную пуговицу. Его задача –
До той поры должность хранителя наследственная. Тайна передается в роду от отца к старшему ребенку – сыну или дочери. В частности, род Месхи-Глебовых хранил свой сакральный клад, начиная с XIII века. То есть почти 800 лет.
А в 1917 году царь Николай II, ничего не зная о подлинной сущности грузинского князя, красавца и любимца придворных фрейлин, обратился к нему с просьбой сберечь еще и сокровища императорского дома.
Поэтому оказалось, что в завещании Месхи-Глебова указано два следа. Один ведет в пустыню Гоби, второй, едва заметно начертанный карандашом, – в подземелья Успенского собора Кремля.
И пока американцы копались в песках внутренней Монголии, княжна спокойно пребывала на родине и занималась своими делами. События в Гоби ее никак не волновали и не задевали. Но когда возникла вероятность, что будут обнаружены ключи от древнего сакрального клада… Вот тут она вмешалась и попыталась остановить нас в самом начале пути.
– Понятно, – сказал я, хотя по большому счету ничего не понял. – И когда же придет время нужного человека?
– Думаю, оно уже пришло, – спокойно ответила княжна. – Хотя, конечно, я могу ошибаться.
Глава 13. Вход в подземелье
Что делает нормальный человек, когда ему сообщают, что прямо сейчас предстоит спуститься в подземный лабиринт, построенный пятьсот лет назад?
Нет, завещание я писать не стал. Но позвонил в две-три организации с тем, чтобы хотя бы искать начали, если не дам о себе знать в течение суток.
Кроме того, требовалось некое снаряжение. Известный исследователь московских подземелий Игнатий Стеллецкий еще в начале ХХ века обнаружил, что многие помещения, сооруженные под Кремлем по проекту Аристотеля Фиорованти, обвалились, а целый ряд ходов либо замурован, либо перекрыт фундаментами вновь построенных зданий.
Если бы не пожар, такое горнопроходческое снаряжение, как тросы, альпенштоки, малые саперные лопатки и прочее, нашлось бы в квартире моих запасливых родителей. Но, будучи погорельцем, мне пришлось организовать машину и в экстренном режиме объехать нескольких приятелей, собирая, что называется, с миру по нитке.
Княжна к моей предстартовой суете отнеслась совершенно индифирентно. Она просто ездила со мной и терпеливо пережидала в машине, пока я решал вопросы с очередным обладателем диггерского снаряжения.
Вообще говоря, ввиду опасности предстоящего путешествия, стоило бы подобрать команду человек из пяти. Которые могли бы подстраховать,
При таком раскладе вопрос о том, чтобы подождать возвращения моей команды из Юрьева Польского, даже не обсуждался. Идти нам предстояло вдвоем и прямо сегодня.
Когда мы прибыли к Никольской башне, через которую публику запускают внутрь Кремля, было уже пять часов, и полицейские на контроле сворачивали свою лавочку.
На просьбу пропустить, они долго изучали мое удостоверение, придирчиво сверяя фотографию с предъявленной физиономией. Потом потребовали пронести все оборудование через рамку и, в конце концов, пропустили, отчленив от своего монолитного коллектива сопровождающего. Видимо на случай, чтобы мы, отклонившись от маршрута, не столкнулись случайно с вышедшим прогуляться членом правительства.
Княжну, к моему удивлению, особо не мытарили. То ли сочли ее моим достойным приложением, то ли она каким-то образом внушила им безотчетное доверие. (Случай для сотрудников кремлевской безопасности беспрецедентный)
На крыльце Успенского собора сопровождающий передал нас с рук на руки пожилой женщине-экскурсоводу, которая тоже собиралась домой, но ради нас согласилась немного задержаться.
– Мы бы хотели пройти в подвальные помещения собора. Туда, где находятся гробницы патриархов.
Экскурсовод несколько замешкалась и, видимо, хотела нам сообщить, что обычно гражданам предлагают осматривать надгробия, расположенные в самом соборе. Но, переглянувшись с сотрудником охраны, решила не спорить и сказала:
– Следуйте за мной.
Католические храмы, как правило, полны света. Там огромные окна, закрытые витражами, и в солнечном свете все сияет многоцветием средневековых красок.
Наша православная архитектура сумрачнее и строже. Окна храмов – небольшие, теряющиеся в массиве колоссальных стен. И потому, когда гаснут свечи в бронзовых многоярусных паникадилах, все внутри погружается в торжественный полумрак. И только лики святых и великомучеников строго смотрят с икон на неурочного посетителя.
Прямо признаюсь, мне было не по себе. Гулкие шаги в огромном пустом пространстве, темные своды, растворяющиеся во мраке невидимой высоты, бледное мерцание нескольких свечей у алтаря, тусклые отблески золотых окладов…
Поневоле я почувствовал себя героем Данте, которого влечет в неведомое неумолимый проводник.
Через Царские врата (!) мы прошли в помещение Петропавловского придела. Здесь под роскошной, позолоченной и серебренной сенью с 1819 года покоится серебряная рака с мощами митрополита Петра. Того самого, который еще при Иване Калите выбрал место для этого собора, сам освятил его в честь Успения Божией Матери и сам указал место, где его следовало похоронить.