Тайна Кломбер Холла
Шрифт:
Мы с сестрой знали по опыту, что когда старик принимается обосновывать свое решение цитатами из персидских поэтов, это решение уже ничто не поколеблет. Можете не сомневаться, что вечером у дверей стоял фаэтон, а в фаэтоне сидел отец в костюме для визитов и натягивал пару новых перчаток.
— Сюда, дорогие мои, — позвал он нас, ловко щелкая кнутом.
— Покажем генералу, что ему не приходится стыдиться своих соседей.
Увы, гордость всегда предшествует падению. Нашим сытым пони и сияющей упряжи не суждено было в тот день произвести впечатление на арендаторов Кломбера. Мы подъехали к
ГЕНЕРАЛ И МИССИС ХИЗЕРСТОУН
НЕ ИМЕЮТ ЖЕЛАНИЯ
УВЕЛИЧИВАТЬ КРУГ СВОИХ ЗНАКОМСТВ
Несколько минут мы сидели, глядя на это объявление в молчаливом изумлении. Потом мы с Эстер, подкупленные нелепостью всей истории, расхохотались, но отец развернул упряжку и стал править домой со сжатыми губами и омраченным лицом. Я никогда не видел этого доброго человека так глубоко возмущенным, и я уверен, что возмутило его не мелочное чувство собственного оскорбленного тщеславия, а мысль о пренебрежении, оказанном лэрду Бренксома, чье достоинство он представлял.
ГЛАВА 4
О молодом человеке с седой головой
Если я и чувствовал себя уязвленным из-за этого семейного фиаско, то чувство было мимолетным, а вскоре и вовсе стерлось из моей памяти.
Так случилось, что как раз на следующий день мне пришлось проходить той же дорогой, и я остановился взглянуть еще раз на несносный плакат. Я стоял, глядя на него, и задавал себе вопрос, что могло побудить наших соседей предпринять такой оскорбительный шаг, как вдруг заметил милое девичье лицо, выглядывающее ко мне из-за ограды, и белую руку, горячо жестикулирующую, приглашая меня приблизиться. Когда я подошел, то разглядел ту самую молодую леди, которую видел в карете с генералом.
— Мистер Вэст, — быстро прошептала она, нервно оглядываясь кругом, я хочу извиниться перед вами за то унижение, которому вы и ваша семья подверглись вчера. Мой брат был на аллее и все видел, но он бессилен вмешаться. Уверяю вас, мистер Вэст, если эта ужасная вещь, — она показала на плакат, — раздражает вас, то брата и меня она мучает гораздо сильнее.
— Да почему же, мисс Хизерстоун? — отозвался я, сводя все к шутке. Британия свободная страна, и если человек предпочитает распугивать гостей из своих владений, окружающим нечего возразить.
— Это, по меньшей мере, грубо, — воскликнула она, капризно топнув ногой. — Подумать только, что и вашу сестру ни за что ни про что так обидели! Я готова провалиться от стыда при одной только мысли.
— Ради бога, не беспокойтесь об этом ни минуты, — попросил я искренне. — Я уверен, что у вашего отца есть какая-то неизвестная нам причина для такого поведения.
— Богу известно, что есть! — ответила она с неподдельной печалью в голосе, — а все-таки, я думаю, было бы достойнее встать лицом к опасности, чем бежать от нее. И все же ему лучше знать, и мы судить его не можем. Но кто это? — воскликнула она, испугано всматриваясь в темную аллею. — А, это мой брат Мордонт. Мордонт, —
— Я очень, очень рад возможности сделать это самому, — вежливо отозвался он. — Хотел бы я только встретиться с вашей сестрой и вашим отцом, чтобы извиниться и перед ними тоже. Беги-ка лучше в дом, малышка, скоро время завтракать. Нет-нет, не уходите, мистер Вэст. Я хочу сказать вам пару слов.
Мисс Хизерстоун с ясной улыбкой помахала мне рукой и легким шагом удалилась по аллее, а брат ее отпер ворота, вышел наружу и запер их за собой.
— Я немного прогуляюсь с вами, если вы не возражаете. Угощайтесь манилой, — он вытащил из кармана две сигары и протянул одну мне. — Они недурны, можете убедиться. В Индии я сделался знатоком табака. Надеюсь, я вам не помешал?
— Нисколько, — ответил я. — Я очень рад вашему обществу.
— Открою вам секрет, — признался мой спутник, — это первый раз, когда я вышел за пределы усадьбы с тех пор, как мы здесь.
— А ваша сестра?
— Она тоже никогда не выходила. Я удрал от отца сегодня, но ему бы это очень не понравилось, узнай он об этом. У него такая причуда, чтобы мы ни с кем, кроме друг друга, не имели дела. То есть некоторые назвали бы это причудой, что до меня, я думаю, у него есть солидные основания для всего, что он делает, хотя может быть, в этом случае он немного и перестарался.
— Вам должно быть очень одиноко, — сказал я. — Может быть, вам удастся иногда выскользнуть из дому и прийти покурить со мной? Вон тот дом — это Бренксом.
— Право же, вы очень добры, — ответил он, и взгляд его просиял. — Я бы с огромным удовольствием выбирался время от времени. Кроме Израэля Стэйкса, нашего старого кучера и садовника, мне не с кем словом перемолвиться.
— А ваша сестра — ей это, должно быть, еще тяжелее, — предположил я, считая в глубине души, что мой новый знакомый слишком много значения придает собственным неудобствам и слишком мало — неудобствам своего товарища по несчастью.
— Да, бедняжке Габриэль конечно не сладко, — согласился он беззаботным тоном, — но для мужчины моего возраста такое затворничество более неестественно, чем для женщины. Посмотрите на меня. Мне в марте исполняется двадцать три, а я не бывал ни в университете, ни в школе, если на то пошло. Я такой же невежда, как любой из здешних увальней. Вам это, конечно, кажется странным, и это действительно странно. Вы не думаете, что я заслуживаю лучшей участи?
При этих словах он остановился и повернулся ко мне, разведя руками в вопросительном жесте.
Я взглянул на его лицо, освещенное солнцем, и он действительно показался мне неподходящим узником для такой клетки. Высокий и мускулистый, с тонкими чертами умного смуглого лица, он мог бы сойти с полотен Мурильо или Веласкеса. В твердом рисунке рта и бровей, в собраной позе гибкой и хорошо сложенной фигуры чувствовалась скрытая энергия и сила.
— Учиться можно по опыту, а можно по книгам. — произнес я назидательно. — Если на вашу долю меньше пришлось одного, может быть вы преуспели в другом. Не могу поверить, чтобы вы провели свою жизнь в праздности и удовольствиях.