Тайна Моря

Стокер Брэм

После бесконечного и невыносимого ожидания в очередной туманный период я заметил на утесе женщину, прятавшуюся за всем, что попадется на пути, как делают те, кто следят за другими. В этот момент стоял густой туман, но, когда он начал развеиваться, струясь перед ветром, словно дым, я понял, что это Гормала. Почему-то от одного ее вида у меня дико заколотилось сердце. За последнее время она сыграла роль в стольких загадочных происшествиях в моей жизни — происшествиях, как будто обладающих между собой роковой связью или последовательностью. Ее присутствие будто предрекало что-то новое, имело особое значение. Я присел еще ниже за углом ограды и следил за старухой с усиленной бдительностью. По ее передвижениям я быстро понял, что она не высматривает

никого конкретного. Она кого-то — или что-то — искала и боялась быть замеченной, а не упустить цель своих поисков. Ложась на край утеса, она заглядывала вниз с превеликой осторожностью. Затем, удовлетворившись, что искомого там нет, проходила чуть дальше и повторяла осмотр. Ее поведение в густом тумане выглядело таким разумным, что я поймал себя на том, что подсознательно подражаю ей. Она могла оцепенеть, как камень, держа ухо по ветру и прислушиваясь с острой, сверхъестественной пристальностью. Сперва я удивлялся, почему не слышу того же, что слышит она, судя по постоянным переменам выражения ее лица. Затем, впрочем, вспомнил, что она родилась и выросла на островах, а у рыбаков и мореходов погодные инстинкты лучше, чем у людей сухопутных, и ее способность перестала быть для меня загадкой. Как же я тогда мечтал хоть о доле ее умений! И тут мне подумалось, что давным-давно она предлагала эти самые умения в мое распоряжение и что я еще могу заручиться ее помощью. С каждым мигом, чем больше разного я вспоминал, эта помощь выглядела все привлекательнее. Разве не Гормалу я видел, когда она следила за доном Бернардино после ухода из моего дома; вероятно, она его туда и привела. А может, Гормала привела к моим дверям и похитителей? Если она о них не знает, то что делает здесь теперь? Почему пришла именно на это место, именно в это время? Что или кого высматривает в утесах?

Я решил, что бы ни случилось, не терять ее из виду; позже, уже узнав о ее цели — благодаря догадке или наблюдениям, — можно было бы попробовать попросить ее об услуге. Пусть она на меня гневается, я все же для нее Ясновидец, и она верила — должна была верить после всего случившегося, — что я прочитаю для нее Тайну Моря.

Чем дальше она пробиралась по нависающему над водой утесу над гаванью Данбай, тем сильнее проявлялись ее интерес и осторожность. Я обошел грубую ограду, которая тянулась параллельно утесу, чтобы оказаться как можно ближе к ней.

Гавань Данбай — глубокая расщелина в гранитной скале в форме буквы Y, чьи окончания выходят в море и образованы скалами по сторонам и высокими утесами островка Данбай посередине. Оба канала глубоки, но при бурном море или сильном ветре чрезвычайно опасны. Даже сила прилива или отлива бросает вызов кормчему. Впрочем, в спокойную погоду они подходят для судов, хоть плохой моряк может и не совладать с волнением стихии. Меня в свое время побросало на тамошних волнах, когда я выходил на лосося с рыбаками, поднимающими свои глубокие плавны?е сети.

Тут я увидел, как Гормала наклонилась, а потом пропала из виду. Она переступила за край утеса. Я опасливо двинулся следом, лег на землю, чтобы она меня не видела, и заглянул вниз.

Вдоль утеса шла зигзагом овечья тропа. И до того крутая и узкая, что у меня, и без того перевозбужденного, голова закружилась от одного ее вида. Но старуха, привычная к скалам западных островов, шагала по ней легко, словно по широкой аллее сада с террасами.

Глава XLIX. Последняя помощь Гормалы

Когда Гормала скрылась под скалой и пропала из виду, я стал ждать ее возвращения. В конце гавани, где узкий пляж упирается в скалу, есть крутая тропинка. И даже она до того труднодоступна, что непреодолима для обычных людей — такими ходят только рыбаки, местные горцы да охотники. Сам я не смел покидать свой пост — из конца гавани я бы почти не видел участок побережья, за которым должен наблюдать, за исключением узкого места между высокими утесами, где справа и слева от Данбайской скалы идут каналы. И тогда я

тайком вернулся к своему укрытию за изгибом ограды, откуда видел самое начало пути, которым спустилась Гормала.

Медленно, медленно тянулось время; туман наползал все чаще, гуще, промозглее. После заката он совсем отяжелел, обещая непроницаемую ночную тьму. Впрочем, в Абердине сумерки длятся долго и в обычных обстоятельствах далеко видно еще много часов после заката.

Но вдруг после того, как налетел очередной клок тумана, меня испугал голос сзади:

— И что ж ты высматриваешь? Ночь? Это Тайна Моря призвала тебя сюда — или, быть может, другое сокровище!

Очевидно, Гормала поднялась по той тропинке в конце гавани. Какое-то время я не отвечал ни слова, а только думал. Сейчас как никогда требовалась моя смекалка, и с Гормалой удалось бы поладить, если заранее разузнать о ее целях; и я попытался разгадать ее желания и затруднения. Во-первых, сейчас она сама искала укрытие от чужих глаз, иначе бы не зашла за ограду; я нисколько не сомневался, что до спуска по крутой овечьей тропке она не подозревала о моем присутствии. Если она искала укрытие, то за чем она наблюдает? Она спускалась на пляж, а значит, узнала, есть на нем что-то любопытное или нет. Раз она выбрала тот угол ограды, откуда видно тропинку, по меньшей мере вероятно, что она ожидала, что ею кто-либо пройдет вверх или вниз. Если бы она ждала того, кто спустится, следила бы за подступами к тропинке, а не за ней самой. А следовательно, она хотела увидеть того, кто поднимется. Поскольку, увидев меня, не заметившего ее, она не поспешила прочь и не скрылась, а сама вступила в разговор, очевидно, в ближайшее время она никого не ждет.

В сухом остатке я вывел, что она высматривает того, кто мог бы прийти, и с этим знанием попытал свою удачу:

— Значит, твой приятель еще не поднялся? Почему не сделала того, что хотела, когда спускалась сама?

На миг она не сдержала изумления — оно сквозило и в ее выражении, и в ее голосе, когда она отвечала:

— Откель ты знаешь, что я делала в гавани?

Но, тут же заметив свою ошибку, мрачно продолжила:

— Очень уж ты умен в своих догадках, а я простая глупая старуха. Почему…

— Так ты нашла его или нет? — Еще не договорив, я вдруг уверился — сам не знаю отчего, но с такой силой, будто эта мысль коренилась в моем разуме всю мою жизнь, — что внизу находятся наши враги или хотя бы их укрытие.

Должно быть, Гормала заметила, как переменилось мое лицо, поскольку ликующе воскликнула:

— Лучше б ты согласился на мою помощь. Een, что следили за другими, могли бы следить и для тебя. Но уж поздно. Какой бы секрет ни был, он твой, не мой; и тебе же будет хуже, что в свое время ты меня прогнал.

Горечь в ее голосе была невероятна, прошлое нахлынуло с такой силой, что я застонал. А затем вернулась — и, ох, с какой же болью — мысль о моей любимой в руках врагов.

Никому не постичь путей Господних. В это мгновение восторга от чужой боли что-то вдруг заговорило в сердце старухи, потому как, когда я пришел в себя, на меня смотрели уже совсем другие глаза. Их взгляд был исполнен тепла и жалости. В сей одинокой душе пробудилось все материнство, какое было или могло бы быть. И добрым голосом она задала вопрос.

— Ты в печали. Когда я вижу такой взгляд, знаю, что Судьбы взялись за свое. Отчего же ты кручинишься, голубчик, отчего кручинишься? — К этому времени я открыто плакал из-за ее доброго отношения. — Что, ушла от тебя та девица? Как по мне, этакий сильный мужчина ни от чего не закручинится, кроме как из-за девицы.

Я почувствовал, что для меня раскрылось женское сердце, и заговорил со всем душевным пылом:

— О, Гормала, помоги мне! Быть может, ты будешь в силах — и еще не поздно. Она похищена и сейчас находится в руках врагов — коварных и отчаянных людей, которые держат ее в плену на корабле где-то в море. На кону ее жизнь, ее честь. Помоги, если можешь, и я буду благодарен тебе до гроба!