Тайна Мумии. Рассказы о мумиях. Том II
Шрифт:
Моя маленькая подруга становилась все капризнее. Памятуя об ее больном сердце, я принимал по отношению к ней всевозможные меры предосторожности, но она с каждым днем становилась все раздражительнее. Фрица Беккерса теперь она совсем не переносила. Если Фриц Беккере заходил ко мне на минутку в то время, когда она сидела у меня, то каждый раз происходила сцена, кончавшаяся тем, что Анни падала в обморок. Она падала в обморок так часто, как другие чихают. Она постоянно падала в обморок — по всякому поводу, а очень часто и без всякого
Однажды под вечер она пришла ко мне веселая и довольная.
— Тетя уехала в Потсдам! — промолвила она. — Я могу пробыть у тебя до одиннадцати часов.
Она заварила чай и уселась ко мне на колени.
— Дай мне прочитать, что ты написал.
Она взяла исписанные листки и прочла их. И осталась довольна написанным и в награду за это крепко поцеловала меня. Наши маленькие подруги — самая благодарная публика для нас.
Она была весела и здорова сегодня.
— Ты знаешь, я думаю, что моему глупому сердцу гораздо лучше. Оно стучит совсем спокойно и правильно.
Она взяла мою голову обеими руками и прижала мое ухо к своему сердечку, чтобы мне было слышнее.
Вечером Анни озаботилась составлением меню нашего ужина. Она записала все, что надо было: хлеб, масло, ветчину, франкфуртские сосиски и яйца — и позвонила хозяйке.
— Вот! Ступайте и принесите все это! — приказала она. — Но только посмотрите, чтобы вам дали хороший товар.
— Вы останетесь довольны, барышня: я позабочусь обо всем как следует, — ответила хозяйка.
И она ласково погладила мозолистой рукой атласную ручку Анни. Я нахожу, что все берлинские квартирные хозяйки без ума от подруг их жильцов.
— Ах, как славно сегодня у тебя! — смеялась Анни. — Если бы только этот отвратительный Беккере не приходил сюда!
И вот как раз именно он и явился. Тук-тук…
— Войдите!
— Я мешаю?
— Да, конечно, мешаете. Разве вы не видите, что мешаете! — воскликнула Анни.
— Я сию минуту уйду.
— Ах, вы все равно помешали нам… Едва вы просунете сюда голову, уже становится противно. Уходите же… Уходите же, наконец! Чего же вы еще ждете? Вы — убийца кошек!
Беккере уже взялся за дверную ручку, чтобы уйти. Он не оставался в комнате и минуты, но для Анни и это был слишком долгий срок. Она вскочила, ее белые руки схватились за край стола.
— Разве ты не видишь, что он хочет силой остаться здесь, этот человек. Вышвырни его вон! Защити же меня! Выгони его, эту гадкую собаку!
— Пожалуйста, выйдите отсюда, — обратился я к Беккерсу — Он остановился в дверях и кинул на Анни еще один взгляд. Долгий, странный взгляд.
Анни пришла в неистовство.
— Вон! Вон, собака! — кричала она. — Вон!
Ее голос оборвался, глаза выступили из орбит. Судорожно сжатые пальцы медленно
— Ну, вот и готово! — воскликнул я. — Опять обморок! Эти истории с сердцем становятся совершенно несносными. Извините, господин Беккере, она ведь серьезно больна, бедная малютка.
Как всегда, я расстегнул ее блузу и корсет и стал растирать ее одеколоном. Она не приходила в себя.
— Беккере! — позвал я. — Принесите, пожалуйста, уксусу из кухни.
Он принес уксус, но и растирание уксусом не помогло.
— Постойте! — промолвил он. — У меня есть кое-что другое.
Он ушел в свою комнату и возвратился с пестрой коробкой.
— Зажмите себе нос платком, — сказал он.
Затем взял из коробки кусок персидской камфары и поднес его девушке к носу. Камфара пахла так сильно, что у меня побежали по щекам слезы.
Анни вздрогнула. Продолжительная сильная судорога потрясла ее тело.
— Слава Богу, помогает! — вскрикнул я.
Она приподнялась, глаза ее широко раскрылись. И она увидела над собою лицо Беккерса. Ужасный крик вырвался из ее посиневших губ, и тотчас же она упала снова в обморок.
— Новый обморок! Вот еще несчастье!
Снова пустили мы в ход все средства, какие только знали: воду, уксус, одеколон. Мы держали под самым ее носом персидскую камфару, запах которой заставил бы расчихаться мраморную статую. Она оставалась безжизненной.
— Черт возьми, славная история!
Я приложил ухо к ее груди и не мог расслышать ни малейшего удара. Легкие тоже не работали: я взял ручное зеркало и приложил его к полуоткрытым губам — ни единое легчайшее дыхание не помутило его поверхности.
— Я думаю… — сказал Беккере. — Я думаю…
Он прервал сам себя:
— Надо позвать врача.
Я вскочил.
— Да, конечно. Сию же минуту. Напротив в доме есть врач… Ступайте туда. А я побегу на угол, к моему приятелю, доктору Мартенсу. Он, наверное, дома.
Мы вместе кинулись вниз по лестнице. Я слышал, как Беккере уже звонил у подъезда напротив. Я побежал со всех ног и вот наконец уже стоял у двери доктора Мартенса и нажимал кнопку. Никто не являлся. Я позвонил еще раз. Наконец, я нажал кнопку и продолжал держать ее пальцем, не отпуская. Все еще никого. Мне казалось, что я стою здесь уже целые тысячелетия.
Наконец показался свет. Мне открыл сам доктор Мартенс в рубашке и туфлях.
— Что значит этот набат?
— Да я жду тут без конца…
— Извините. Прислуга ушла, я был совершенно один и, как видите, занимался туалетом. Я собираюсь уходить в гости. Что у вас такое случилось?
— Пойдемте со мной, доктор! Сию же минуту!..
— Как? В рубашке? Я должен, по крайней мере, надеть хоть брюки. Зайдите. Я буду одеваться, а вы в это время расскажете, что у вас случилось.
Я прошел за ним в его спальню.