Тайна Нереиды
Шрифт:
Цезарь молчал. Рутилий тоже.
– Я вчера был на стене… Это чудовищно… То, что происходит, чудовищно… в двадцатом веке… – Дионисий по-настоящему всхлипнул.
– Чудовищно, – подтвердил Рутилий.
– Так мы сдадимся?
– Нет.
– Почему?
– Потому что здесь Цезарь. Ты просил его остаться. Мы остались. Теперь Нисибис не может сдаться.
Дионисий растерялся.
– Но это… это… так нельзя… – пробормотал, запинаясь.
– Нисибис нельзя сдать.
– Я сдам город! Своей властью! – взвизгнул Дионисий и кинулся к двери, будто собирался немедленно бежать на стену.
– Только попробуй подойти к воротам, и
Дионисий попятился.
– Нисибис будет сопротивляться, – сказал трибун, но пистолет не убрал.
– Сколько? – выдавил Дионисий.
– Сколько сможет.
– Говорят, Дионисий построил в своем саду бункер и надеется там укрыться, если стены падут, – сказал Элий, когда они вышли из дома префекта.
– Ну его к воронам, – буркнул Рутилий. – Хочешь финикового ликера, – он протянул флягу Цезарю. Тот сделал глоток. Сам Рутилий приложился изрядно. – Руфин через пять дней будет здесь. Осаду снимут. Тебе на голову наденут дубовый венок в награду за спасение римского гражданина. Римляне будут носить тебя на руках. Скавр даст тебе чин трибуна…
– Да ну… – засмеялся Элий.
– А может даже легата. Эрудий назовет тебя братом, а Месопотамия будет тихо ненавидеть.
– Почему ненавидеть? – удивился Элий.
– Такая у них традиция. Скажут, что ты привлек сюда монголов своим появлением. – Рутилий вновь глотнул из фляги.
Глава XV
Новые игры Квинта
«Сегодня день Юпитера Злого».
«Я нахожу, что рождение у Руфина дочери – благо. Элий остается Цезарем, он рассудителен, честен, смел», – заявил вчера старейший сенатор Макций Проб. – История Второго тысячелетия знала немало примеров, когда титул императора доставался не прямому наследнику. Главное – сохранить равновесие между властью императора и сената. И в данном случае Гай Элий Мессий Деций – наиболее подходящая фигура».
«Курс римского сестерция по-прежнему падает по отношению к британскому фунту и сестерцию Новой Атлантиды».
99
21 мая.
Монголы больше не предпринимали серьезного штурма. Изредка постреливали, изредка подгоняли к стенам пленников и тут же отступали. Их пушки молчали. Казалось, они ждали чего-то. Но чего? Руфина все не было. Каждый день осажденные вглядывались в горизонт, надеясь, что вдали появится пыльное облако и, ширясь, охватит полнеба, приблизится, и из него выступят, маршируя, легионы в горящих на солнце броненагрудниках, в красных походных плащах. Мыслилось все это по картинному великолепно. И бегство варваров тоже должно выглядеть картинно – паника, жалкий страх, бегство. Погоня. Кавалерия римлян гонится за монголами и настигает. Охват с флангов. В своих фантазиях Элий мчался на белом арабском скакуне во главе кавалерийской турмы и догонял, и разил, и…
Сколько раз он представлял этот разгром. Но свист стрел возвращал его действительности. Он открывал глаза и видел вдали лагерь варваров, и тысячи и тысячи пленников, полуголых, обгорелых до черноты, роющих землю. Беспрерывно роющих
Элий погладил Безлапку по голове.
– Кажется, приятель, нам придется умереть, – сказал Цезарь.
Вечером Элия пригласил к себе трибун. Рутилий был мрачен. Положение римлян отчаянное. Запасы пороха подходили к концу. Легионеры и ополченцы изготавливали самодельные луки. Бессмысленный жест отчаяния. Разве могли преторианцы сравниться в искусстве стрельбы из лука с монголами?! Кое-кто утверждал, что варвары могли делать до двенадцати выстрелов в минуту, а стрелы их разили на расстоянии тысячи футов.
О запасах продовольствия Рутилий старался не думать. Единственный конь, которого римляне еще не съели – это белый с черной отметиной на лбу жеребец Цезаря.
Зато у монголов прибывали силы день ото дня. Пригнали новых пленных вместо убитых и умерших от голода. Монгольские снайперы поражали из месопотамских (а на самом деле римских) винтовок защитников на стенах. Подвезли еще шесть пушек. Кто мог подумать, что Рим так беззащитен перед толпой варваров. Но откуда такое упорство? Чего хотят варвары? Рассчитывают на добычу? Хотят наказать непокорных? Или у них другие планы?
Вместе с Элием на совещание явился Квинт. Он считал, что может являться всюду, куда зван Цезарь. Кажется, Рутилий считал точно так же.
– Что будем делать? – спросил трибун.
– А что мы можем сделать? – пожал плечами Элий. – Сдаться – равносильно смерти. Пробиться к своим мы не можем. Значит – сражаться.
– Руфин явится, когда Нисибис падет, – вновь принялся разрабатывать свою любимую тему Квинт. – И неважно, кого родила Криспина – мальчика или девочку. Главное – Элий должен погибнуть. Но Элий не может погибнуть. Так, во всяком случае, утверждает он сам.
– Что предлагаешь? Ведь ты что-то предлагаешь? – хмуро спросил Рутилий.
Квинт кивнул:
– Я переоденусь монголом, благо их тряпок и оружия у нас достаточно, спущусь по веревке со стены, проберусь через лагерь, и отправлюсь в Антиохию. Я скользок, как угорь, я все могу. Несколько фраз на их языке знаю. Бесшумно снять часового ничего не стоит… – Рутилий поморщился, давая понять, что достоинства Квинта ему известны. – Сообщу Руфину, что Нисибис пал, а Цезарь убит. А ты перестанешь выходить на связь. Как будто Нисибис в самом деле уже принадлежит врагу.
– Не проще ли послать шифрограмму в Антиохию с известием о гибели Цезаря? – спросил Рутилий.
Квинт отрицательно покачал головой:
– Руфин не поверит. Он хитер. Поймет, что мы разгадали его игру и добиваемся помощи. Ему нужно действовать наверняка. Нисибис пал, Цезарь мертв. Только в этом случае император двинется на монголов. А в том, что Нисибис не устоит, он уверен. Срок подходящий. Как для родов… – и Квинт подмигнул Элию.
Элию план Квинта не нравился. Быть может потому, что не мог поверить, что Руфин хочет его смерти.