Тайна одной лаборатории
Шрифт:
По узкой тропинке двоим идти было непросто. Дорогу то и дело заступали узловатые корни, колючие ветви акации цеплялись за одежду.
Но, увлечённые разговором, люди не замечали этого.
— Утром я закончил расчёт, — сказал высокий седеющий человек. — Сам! — подчеркнул он, улыбнувшись.
— Упрямство капитана — залог успеха, — процитировал кого-то второй, срывая на ходу травинку. — Не проще ли было всё-таки поручить это, скажем, Киру? Он за последние месяцы хорошо научился делать подобные вещи.
— Ничего, я люблю умственную гимнастику. И потом, просто захотелось испытать себя.
— Сколько
— Немного округляя — три года и восемь месяцев ракетного времени.
— Ракетного времени… — задумчиво повторил Владимир, отгибая дубовую ветку, заступившую дорогу. — А там, на Земле сколько пройдёт? Страшно подумать…
— Да, там пролетит не один десяток лет, и кто знает… — не докончив, капитан Голубничий махнул рукой.
Два капитана подошли к небольшому озерцу и остановились, залюбовавшись его голубой безмятежной поверхностью, обрамлённой дремучим ивняком.
— Как отец? — спросил Голубничий, трогая носком золотистый песчаный гребень.
— Сегодня утром ему много лучше, — сказал Владимир.
— Ну, хлебнули мы тогда с этим гравитационным пульсатором, — покачал головой Пётр Петрович. — Подумайте, такое сооружение — и без всякой защиты, входи, кто хочет!
— Положим, все алардиане знали, что входить на территорию пульсатора опасно. Это только мы, пришельцы, не знали…
— И всё-таки… — Голубничий помолчал. Глубоко, у самого дна озера, шныряла плотва. — Опоздай тогда алардиане хотя бы минут на десять — и поле тяготения их пульсатора нас буквально раздавило бы.
— Интересно, зачем он алардианам, этот пульсатор? — проговорил Владимир.
— Это нам предстоит ещё выяснить, — ответил Голубничий. — Возможно, это связано со стартами их космических кораблей.
— А мне кажется, они задумали с помощью пульсатора произвести любопытный физический эксперимент… — сказал Владимир.
— Может быть. Во всяком случае, наши гости помогут нам разрешить не одну загадку.
— Кстати, пойти их проведать, — спохватился Владимир.
На борту звездолёта «Каравелла» находилось шестеро алардиан, изъявивших согласие вместе с людьми лететь на Землю. Среди них был и алардианин, первым вступивший в контакт с Киром — разумным помощником пришельцев-землян.
Все гости находились в специальных вакуум-камерах, в условиях, максимально близких к алардианским. Однако в соответствии с точнейшими расчётами, произведёнными с помощью электронного мозга «Каравеллы», физические условия вакуум-камер медленно, но неуклонно менялись, приближаясь к условиям на поверхности Земли. Каждый день в камеры подавалась небольшая порция воздуха, а температура стенок повышалась на несколько тысячных долей градуса. По мысли людей, к концу путешествия алардиане должны были вполне освоиться с земными условиями. Это необходимо было для того, чтобы до момента своего возвращения в систему Центавра алардиане могли свободно жить на поверхности Земли без всяких защитных приспособлений. По мнению землян, это было возможно.
Земля, Земля…
Она властно звала к себе своих отважных сынов, и мысли их были уже там, на далёкой голубой песчинке, затерянной в леденящих просторах космоса…
ПО ТУ СТОРОНУ
Хобо
Новый
Худощавый, разбитного вида, в лихо заломленном котелке робот был сделан по образу и подобию профессионального бродяги — хобо, каким его рисуют «Семейный журнал» и прочие почтенные издания.
Хобо стоял в вызывающей позе, заложив руки в карманы, и слегка улыбался. Покупатель подходил, опускал пятицентовик в нагрудный карман робота и изо всех сил отвешивал ему оплеуху. Робот оставался неподвижным, лишь улыбка становилась шире. Чем сильнее была пощёчина, тем шире улыбка, раздвигавшая пластиковые щёки. Одновременно хобо вынимал руку из кармана и протягивал ударившему сигарету. Если удар оказывался недостаточным — вынималась левая рука с дешёвой трёхцентовой сигаретой «Лиссабон», если же оплеуха превосходила по силе определённую величину — правая рука бродяги протягивала счастливчику в два раза более дорогую сигарету «Кэмел».
Расчёты и эксперименты убедительно показали, что статистика была в пользу компании, выпустившей робота-хобо. Несмотря на то, что иные зеваки часами упражнялись в пощёчинах на механическом бродяге, сравнительно редко кому удавалось завоевать заветную «Кэмел».
На следующий день у входа в подземку стояло уже два механических хобо. Толпа отхлынула теперь ко второму, так как он был гораздо совершеннее первого: первый сносил оплеухи бесстрастно, и улыбка на его лице казалась как бы приклеенной, второй же после каждой пощёчины корчил такие уморительные рожи, что толпа покатывалась со смеху. Надо сказать, что второй робот был совершеннее первого ещё и в том отношении, что независимо от силы удара он стойко протягивал только левую руку с трёхцентовой сигаретой, хотя исправно поглощал пятицентовые монеты. Но толпа не роптала: небольшая надбавка вполне окупалась богатой мимикой и отличной актёрской игрой механического бродяги.
Приличный господин в шляпе, уже полчаса тщетно пытавшийся выколотить «Кэмел», вдруг побледнел и отошёл в сторону: ему показалось, что ещё одна оплеуха — и продавец сигарет развернётся и отвесит увесистую сдачу.
Итак, успех второго робота был полным.
В самый разгар веселья подъехала крытая полицейская машина, из которой выскочили долговязый бобби и суетливый толстяк, размахивающий руками.
— Это наглая подделка конкурентов, — повторял толстяк, семеня рядом с полицейскими, — фирма считает, что нарушены принципы свободного предпринимательства. Я случайно проезжал… — начинал он снова свой рассказ.
Полицейский, не слушая, подошёл ко второму роботу, привычно раздвигая толпу.
— Этот? — кивнул он.
— Да-да-да, — закивал толстяк подобно заведённому болванчику.
И тут произошло неожиданное… Улыбка сползла с лица робота, он побледнел и вдруг кинулся бежать, расталкивая встречных. Но полицейский был начеку. В три прыжка он нагнал бродягу и, наградив его внушительным тумаком в спину, схватил за шиворот профессиональным движением. Бродяга, поняв бессмысленность сопротивления, съёжился и сразу обмяк.