Тайна папок Йонсона
Шрифт:
Пауэлл расплатился и встал из-за стола, приглашая Нефедова последовать за собой.
— К сожалению, я тороплюсь на лекцию. Но у нас есть еще время. Предлагаю совершить небольшую послеобеденную прогулку по Сити, заодно проводите меня, — сказал он.
Когда они оказались на Грейт-Уинчестер-стрит, Пауэлл остановился напротив пятиэтажного дома с массивными чугунными решетками на окнах первого этажа. Небольшая, до блеска начищенная медная табличка гласила: «Клейтон Бэринг энд К0».
— Вы когда-нибудь слышали об этой фирме? — спросил Пауэлл.
— Встречал в толстых справочниках, —
— Не знаю, существуют ли такие, — скептически заметил Пауэлл, — и если да, то сохранили ли они свою британскую девственность. В «Клейтон Бэринг» из десяти исполнительных директоров теперь семь американцев. Как вам это нравится?
Нефедов рассмеялся.
— Я думал, что речь пойдет о японцах, — сказал он. — В Токио мне рассказали, что они внедряются на Уолл-стрит. А теперь оказывается, что Уолл-стрит переселяется в Сити.
— Согласен, — улыбнулся Пауэлл. — Теперь уже не всегда поймешь, американец это или хорошо закамуфлированный японец.
— Хотел бы я походить по этим кабинетам за чугунными решетками, да времени нет, — задумчиво сказал Сергей.
— Мистера Нефедова туда не пустят, не обманывайте себя. «Клейтон Бэринг» в друзья вас не возьмет. Я бы на вашем месте держался от него подальше.
Пройдя кривой переулок, они вышли на Лондон-уолл. Когда-то здесь проходила стена, огораживавшая Сити. Молча дошли до Мургейт-стрит, где находилось здание Технологического института.
— В «Клейтон Бэринг» нас с вами не пустят, — повторил Пауэлл. — Но у меня есть знакомый, который многое знает об этом банке. Хотите с ним поговорить?
— Если он работает в самом банке, то это не очень удобно. Боюсь его подвести.
— Нет, он не служит в банке, — отвечал Пауэлл. — Он — журналист, причем неплохой. Работает в «Уорлд ревью» у Кэрдинга. Не пугайтесь. Теперь всем тут приходится работать на какого-нибудь иностранца. Так вот этот парень не любит Кэрдинга, его вообще мало кто любит. Вам будет с ним интересно. Где вы остановились, в «Президенте»? Я попрошу его вам позвонить. Когда-то я учил его азбуке банковского дела, он мне немалым обязан.
Пауэлл распростился и вошел в свое здание. А Нефедов не спеша пошел по Мургейт-стрит в направлении серого бастиона «Английского банка». Весь фасад его был в колоннах. Над высоким первым этажом, как над огромным основанием, возвышалось еще четыре, отодвинутых вглубь. С боков и сзади первый этаж представлял собой сплошную стену, без единого окна и двери. Где-то в казематах этой крепости вырабатывалась финансовая стратегия центрального банка Великобритании.
Перейдя Трэднидл-стрит, Нефедов остановился у монумента лорду Веллингтону. Затем он обошел новенький небоскреб Фондовой биржи и забрел на ее галерею для посетителей, откуда был виден пустой зал, где когда-то сновали брокеры, вытесненные ныне компьютером. Сити явно обогнал Уолл-стрит, где компьютеры все еще терпели живых людей. Пройдя по Леденхолл-стрит, Сергей поболтал с одетыми в красные пальто и черные цилиндры привратниками страховой компании «Ллойдс».
Он вошел в это здание, внешне напоминавшее не то нефтеперерабатывающий завод, не то космический монумент будущего века. С высоты галереи пятого этажа, куда его доставил лифт, видны были все внутренности:
Выйдя на улицу, Сергей побрел прочь из Сити. Проходя мимо одной из торговых витрин, он увидел рядом с девушкой-манекеном гревшегося на солнце живого бульдога. Нефедов вспомнил свою Альфу, отдавшую богу душу несколько лет назад, приветливо помахал лондонскому псу и двинулся дальше, вглядываясь в здания и лица прохожих…
Пинта «гиннеса» подходила к концу. Еще десять минут — и он тронется на встречу с Диком Джилсоном. «Черный монах» гудел, стало темно от табачного дыма. У никелированной стойки бара толпились преимущественно мужчины. Над стойкой металлом инкрустировано: «Сегодня пятница». Была среда, но хозяин хотел, чтобы посетители чувствовали себя свободно и расслабленно, как накануне уик-энда. На стенах рисунки: черные монахи выполняют сельскохозяйственные работы.
Дик Джилсон оказался худощавым тридцатилетним человеком, среднего роста, с серыми глазами, глядевшими на собеседника через толстые роговые очки. У него были длинные и тонкие пальцы. Давно, в детстве, Нефедов считал это признаком не то родовитости, не то таланта. Дик позвонил Нефедову вечером того дня, когда они виделись с Пауэллом, и назначил встречу в небольшом баре за «Английским банком».
— Мортимер передал мне, что вас интересует «Клейтон Бэринг энд К0»? — вопросительно проговорил Джилсон высоким, почти девичьим голосом.
«Он и впрямь похож на девушку», — подумал Сергей, глядя на длинные, соломенного цвета волосы, закрывавшие шею и спускавшиеся на воротник кремовой замшевой куртки.
— Пауэлл меня заинтриговал, сказав, что это — типичный международный банк британского происхождения, но захваченный американцами.
Нефедов старался говорить нарочито безразлично, не выдавая своего особого интереса именно к данному банку.
— Дело в том, что я готовлю о нем материал, — сказал Дик. — Часть его, наверно, скоро появится в газете.
— Кэрдинг, выступающий против транснационалов, — это что-то новое, — удивился Нефедов. — Или, может быть, вы создаете им рекламу?
— Нет, это разоблачительный материал. Кэрдинг любит сенсацию. Месяца два назад ко мне обратился один англичанин из числа тех, кто остался в «Клейтоне» после его перехода под американское управление. Его мотивы можно понять. Американские директора получают вдвое больше английских, не говоря' уже о служащих более низкого ранга.
Мистер Игрек, служащий «Клейтона», пришел к Джилсону не с пустыми руками. Он принес копии банковской переписки, из которой следовало, что фирма стала центром невиданных международных манипуляций с ценными бумагами. По сравнению с ними скандал с «Гиннесом» и «Морган Гренфелл» выглядел поистине убого. Директора «Клейтона» помогали избранному кругу спекулянтов Нью-Йорка и Лондона наживать сотни миллионов буквально за недели и месяцы, причем пользовались внутренней информацией от своих клиентов, что строго запрещалось законом. Обычно состояния такой величины составлялись десятилетиями. Темпы обогащения транснациональных нуворишей казались из ряда вон выходящими.