Тайна песчинки
Шрифт:
Он повернулся и побежал обратно к лесу.
— Ну что? — спросил Юрий.
— Никого нет дома.
— Тебе надо было войти без стука. В этих деревнях двери открыты.
— Нет, я не могу входить без стука, — ответил Хинт, хоть и понимал всю бессмыслицу этой фразы.
И они снова лежали и молчали.
— Может быть, теперь пойти мне? — сказал Юрий.
— Нет. Я пойду, только чуть-чуть отдохну.
Хинт устал от этого десятиминутного путешествия больше, чем за весь дневной переход. Подумать только, ведь
Он снова вскочил и, уже ни о чем не говоря с Юрием, ушел вперед. Юрий только прошептал ему вдогонку:
— Не забудь спросить и табаку.
Теперь Хинт шел к следующей избе. Деревня была расположена вдоль опушки леса, и он твердо решил, что пойдет от избы к избе и уж, во всяком случае, добудет хоть немного хлеба, а если, конечно, повезет, то и молока. Хинт любил молоко, и мысль о нем все время не давала ему покоя. Ему казалось, что если он выпьет немного молока, то цель жизни уже будет достигнута.
Теперь Хинт чувствовал какую-то ответственность не только за себя, по и за своего друга. Он выполнял боевое задание. Если он дрогнет, отступит, не выполнит это задание, то друг, да и он сам, может погибнуть от голода. Этими наивными мыслями Хинт подталкивал себя, но шел он к деревне медленно, с трудом передвигая ноги, то присматриваясь, то вновь ускоряя шаг.
Он подошел к третьей избе и без стука открыл дверь. В большой комнате на кровати сидела бледная, изможденная женщина и почему-то не удивилась появлению Хинта.
Хинт поздоровался, но женщина не ответила. Он подумал, что она не расслышала его, и сказал громко и внятно:
— Добрый день.
Женщина кивнула головой и спросила:
— Что вам?
По-видимому, она была больна и относилась безучастно ко всему, что происходило вокруг нее.
Хинт рассказал ей сочиненную ими историю о рубке леса, о запоздании с доставкой пищи и попросил кусок хлеба.
Женщина помолчала, как бы обдумывая все то, что ей сказал Хинт, и с какой-то злобой ответила:
— Нет у меня никакого хлеба. — Потом, увидев удивленный взгляд Хинта, добавила: — Ничего мне не оставили.
— Кто вам не оставил? — спросил Хинт.
Женщина долго не отвечала, ей не хотелось рассказывать незнакомому человеку обо всем, что с ней случилось. Но потом неожиданно заплакала и сквозь слезы ответила:
— И вам я советую не задерживаться. Только что здесь были немцы.
Теперь уже Хинт не думал о голоде.
— А где они теперь? — спросил он.
— Не знаю, — ответила женщина. — Они увели моего мужа, взяли весь хлеб, а меня избили. — Она хотела сперва показать следы побоев, но потом раздумала и тихо сказала: — Идите. Быстрее уходите. Вы же из лагеря — вас всюду ищут.
— Спасибо, — почему-то вырвалось у Хинта, — большое спасибо. Скажите только — когда были немцы и где
— Не знаю, где они теперь. Они были у нас утром.
— Утром? — переспросил Хинт. — Большое спасибо… Утром? — повторил он и вышел из избы.
Именно утром Хинт уговаривал Юрия зайти сюда, в эту деревню, попросить хлеба, а может быть, и табаку. А Юрий, тот самый Юрий, которого Хинт обвиняет в недоверии к людям, в страхе перед людьми, сказал тогда:
«Нет, мне не нравится эта деревня».
Разве не спас он этой фразой жизнь двум беглецам, разве не сохранил им с таким трудом добытую свободу?
Хинт вернулся к Юрию, рассказал ему о встрече с женщиной, отдал должное его осторожности и предусмотрительности. Но Юрий как бы не обратил внимания на эту похвалу и твердо сказал:
— Ну, если они были утром, то теперь их уже нет, и бояться нечего.
— Я не боюсь, — ответил Хинт, повернулся и уже бегом, торопясь, перепрыгивая через кочки, пошел к следующей избе.
Он миновал богатый дом с мезонином, полуразрушенный кирпичный амбар, вошел в маленький домик, постучал в дверь, но никто не ответил. Тогда он еще больше осмелел, отошел от двери и постучал в окно, хоть это и производило впечатление не очень приятное. В эстонских деревнях так поступают только очень назойливые люди.
Но никто ему не ответил. Он уже хотел уходить, отошел от окна, но в это время увидел быстро идущую к нему с огорода молодую женщину. Хинт снова повторил сочиненную им историю о лесорубах. Женщина улыбнулась, вынула из кармана ключ, открыла избу и предложила Хинту войти. В небольшой и светлой комнате было чисто, и Хинт сразу почувствовал запах свежего хлеба. У него закружилась голова. Он подошел к столу и, не дожидаясь приглашения, сел на длинную и широкую лавку.
Женщина сразу догадалась, с кем она имеет дело.
— Давно вы идете? — спросила она.
— Откуда? — все еще не доверяя ей, спросил Хинт.
— Оттуда, — неопределенно махнула она рукой.
И, уже забыв об осторожности, Хинт ответил:
— Три дня и три ночи.
— Без еды? — спросила она.
— Да.
Она достала круглую буханку хлеба, положила на стол и сказала:
— Отрежьте сами столько, сколько найдете нужным.
— Я не один. Со мной товарищ, — сказал Хинт.
— Я знаю. Возьмите и для товарища, — сказала она.
— Нет, — сказал Хинт, — отрежьте сами. Я вижу, вы не из богатых людей.
— Кто теперь думает о бедности или богатстве? Мы должны помогать друг другу.
Женщина сперва отрезала треть буханки, но потом подумала и отрезала еще один кусок.
— Вот. Больше у меня ничего нет. Утром было молоко, но мы его съели. У меня еще есть дочь. — И, уже проникаясь доверием к нему, женщина тихо сказала: — Мы не живем в избе, мы прячемся в сарае. Утром были немцы, но не нашли нас. Теперь трудное время.