Тайна профессора Бранкеля
Шрифт:
Я отбросил книгу и трубку и схватился за пергамент, чтобы приложить тот же метод к моей криптограмме:
Vestem soli exuere velis et in animis veste sola vestitu praeterita aspicere? Si animus tantum audeat ilia venema misceas bitasque. Si futura scire velis V. IV. X. II. meres Giraldus.
Наконец-то я разгадал загадку. Это была латынь — и какая ужасная латынь! Но все же я без труда понял ее и перевел на немецкий язык:
— «Хочешь ли сбросить свое земное платье и, оставшись только в духовном, узреть прошлое? Если решиться, смешай эти снадобья и выпей; если же хочешь узнать будущее, возьми V. IV. X. II. Жиральд».
Когда я прочел эти удивительные слова, голова моя закружилась и я, пошатываясь, добрался до стола, налил стакан бренди и выпил. Подумать, что я снова открыл чудесную тайну и притом совершенно случайно!
Какую бесконечную власть доставит мне обладание ею! Смешать снадобья!.. но какие же снадобья? В криптограмме о них не упоминалось. Я снова взялся
II. ПРОДОЛЖЕНИЕ ВЫДЕРЖЕК ИЗ ДНЕВНИКА ПРОФЕССОРА БРАНКЕЛЯ
Если это находится
Где-нибудь в пределах земного шара,
Я узнаю его тайну до восхода солнца.
Октябрь 16. — С великим трудом достал я, наконец, дорогие и редкие снадобья; смешал их и получил бесцветную жидкость вроде воды, без всякого вкуса и с слабым ароматом восточных специй. Сегодня вечером я в первый раз испытаю силу этого напитка, и если он окажется таким, как обещано, то кто сравнится со мной в могуществе? О, какая чудная перспектива! Душа моя освободится от тяжелых земных оков и помчится, легкая, как ветер, сквозь бесконечные периоды прошлого. Столетия будут катиться передо мной, как волны Иордана перед освобожденными иудеями. По моему повелению Время, ненасытное Время, станет отдергивать передо мной пестрые завесы прошлого и поставит меня лицом к лицу с минувшими днями. Я полечу на эфирных крыльях сквозь бесконечные зоны прошлого ко вратам мироздания.
Октябрь 17. — Я провел ночь под влиянием эликсира и результат более чем превзошел мои желания и ожидания. О, как описать великолепие сцен, развертывавшихся передо мною! Язык человеческий не в силах передать, перо бессильно описать их. Они, как семь труб Апокалипсиса, изменяли свои голоса и теперь должны быть запечатаны — только духовное око человека может их видеть, и бесполезно пытаться дать хотя слабое представление о них. Как несносен день и как жадно я жду холодной спокойной ночи, когда снова сброшу с себя эту бренную плотскую оболочку и облачусь в духовное платье. Какой монарх сравнится со мной могуществом? Для мира я профессор химии в Гейдельберге — для себя самого я полубог; мне одному дано видеть прошлое и сообщаться с могущественной смертью.
Октябрь 18. — Еще раз я побывал в минувших веках. Моя нога попирала пыльные и безмолвные полы дворца Времени и, облаченный в духовную одежду, я снова видел его пустынное великолепие. Но остается еще будущее. Как мне отдернуть завесу перед алтарем Времени и проникнуть в Святая Святых? Как мне увидеть воочию жребий, уготовленный для человечества, торжественное осуществление цели мироздания? Что значат таинственные слова криптограммы: «Если хочешь познать будущее, возьми V. IV. X. и II. Жиральд»? Я тщетно перечитывал книгу; в ней не оказалось и намека на ключ к этой тайне. Какое снадобье отдернет для меня завесу Времени и позволит увидеть его глубочайшие тайны? Ключ, очевидно, в числах, но как до него добраться? Я думал над этим целые часы, но ничего не добился.
Октября 19. — Eureka! Нашел! Наконец-то я понял смысл таинственной фразы. После бессонной ночи я наткнулся на решение, которое кажется мне несомненным. Я пришел к заключению, что цифры означают пятое слово на четвертой строчке десятой страницы второго тома Жиральда. Но как достать второй том? Я еще раз отправился в квартиру молодого англичанина, перерыл все его книги, но не нашел и следов исчезнувшего тома. Я обратился к г. Бюхлеру и он сообщил мне, что англичанин учился в Гейдельбергском университете в течение двух лет (тут я припомнил худого, трупообразного юношу, посещавшего мои химические лекции). Он уехал из Гейдельберга, получив, по его словам, неожиданное известие о смерти отца. Может быть, он захватил с собою второй том Жиральда, так как постоянно читал его. Я спросил у г. Бюхлера, почему же он так интересовался этим автором? Он отвечал, что г. Блэк старался найти философский камень, о котором Жиральд сообщает во втором томе. После этого у меня не осталось никаких сомнений насчет участи второго тома. Теперь мне остается одно — отправиться в Англию на поиски. Неужели же из-за случайной потери книги мне отказаться от обещанного великолепия? Нет, — и тысячу раз нет! еду в Англию…
Октября 29. — Я разузнал все, что было возможно, насчет англичанина, но это все оказалось очень недостаточным. Г. Бюхлер сообщил мне, что спустя два месяца по отъезде Блэка из Гейдельберга, он получил от него письмо из отеля «Якорь» в Лондоне. Вот и все сведения, которые мне удалось получить. Теперь мне нужно разыскать отель «Якорь», а дальнейшие мои действия будут зависеть от того, что я там узнаю. Моим друзьям известно, что я предпринимаю небольшую экскурсию в Англию; у меня есть письма к профессору Тому в Оксфорде и к сэру Гильберту Харкнессу из Аштон-холла в Хэмпшире. Последний, большой
Ноября 10. — Пишу в отеле «Якорь», в Лондоне. Удалось достать кое-какие сведения о молодом англичанине. Отель «Якорь» — дрянная гостиница на узкой, темной улице; в ней останавливаются только бедные люди. Я спросил у хозяина, не помнит ли он некоего г. Блэка, останавливавшегося у него полгода тому назад, причем описал наружность молодого англичанина. Хозяин, — толстый, жирный, глупый англосакс, — ничего не помнил, но его жена, бойкая, живая особа, вспомнила. По ее словам, Блэк прожил у них с месяц и заплатил вперед, хотя с виду казался очень бедным. Он постоянно читал и разговаривал сам с собой. Однажды он забрал все свои вещи и, сказав, что пойдет к букинисту Блэку, ушел из гостиницы; с тех пор его и не видали. Поблагодарив хозяйку, я отправился отыскивать лавочку Блэка. Может быть, этот Блэк его отец; во всяком случае они, наверно, родственники.
Ноября 11. — Целый день я безуспешно разыскивал букиниста Блэка. По-видимому, он не пользуется известностью; однако, уже под вечер, какой-то полисмен сообщил мне, что такой букинист есть на Ван-стрит. Завтра схожу туда.
Ноября 12. — Я нашел лавочку Блэка, но не «Жиральда». Она оказалась на Ван-стрит, как и говорил полисмен. Она стиснута между двумя большими домами и имеет очень жалкий вид. Я вошел и спросил несколько книг. Хозяин — маленький седенький старичок в порыжевшей черной паре. Я завел с ним разговор о том, о сем, и наконец спросил, есть ли у него сын. Он отвечал, что его сын умер месяца три назад, по возвращении из Германии, куда ездил учиться. Я назвал себя и старик, по-видимому, обрадовался. Он очень гордился своим сыном. Я спросил его, не привез-ли его сын из Германии второй том сочинений Жиральда фон Брина. Старик подумал и отвечал утвердительно. Я спросил, где теперь эта книга. Старик отвечал, что продал ее месяц тому назад какому-то джентльмену. Фамилии его он не знал, но знал, что у него лучшая библиотека старинных книг в Англии и что он пишет историю химии. Это, должно быть, сэр Гильберт Харкнесс. У него огромная библиотека и мне говорили в Германии, что он пишет историю химии. Вероятно, «Жиральд» понадобился ему для справок. Я поблагодарил старика и ушел из лавчонки. Теперь я не сомневаюсь, что книга находится в библиотеке сэра Гильберта Харкнесса. Поеду к нему завтра.
III. В БИБЛИОТЕКЕ
Взгляни на сих, на их различный вид -
Ученый — и поклонник книг,
И оба знаньями по-разному полны.
Сэр Гильберт Харкнесс был книгоед. Всю свою жизнь он возился с книгами, так что, наконец, они сделались как бы частью его самого. Забравшись в цитадель его сердца, они (книги) пожрали и вытеснили все остальные страсти, так что в конце концов в его сердце не оставалось места ни для чего, кроме книг. Когда ему исполнилось пятьдесят лет, мозг его был утомлен тяжеловесной грудой знаний, а глава ослабели вследствие неустанной работы над приобретением этой тяжеловесной груды. Оставшись сиротой в возрасте двадцати лет, владельцем огромного состояния и полным хозяином своих действий, он тратил все свое время и значительную часть денег на наполнение полок своей библиотеки. Он не жалел никаких издержек на приобретение редкой и дорогой книги, и каждый раз, бывая в Лондоне, рылся в запыленных сокровищах букинистов. Надо было видеть, как он ухаживал за своими сокровищами. О, как нежно он отирал пыль с переплета какой-нибудь старинной книги; как жадно впивались его глаза в их пожелтевшие страницы, покрытые готическими буквами! Он уважал Фауста и Кекстона [1] больше всех на свете и относился к ним с таким же почтением, с каким мир относится к великим героям. Он готов был по целым часам рассуждать о необычайной прелести шрифта Джона Спиры [2] и с гордостью показывал старинный том Кекстона, который ему удалось подцепить в какой-то грязной лавчонке. Но ненасытная страсть к книгам пожрала все остальные его страсти и вне своей библиотеки он был прост, как ребенок. Он выходил только на поиски за книгами, проводя все остальное время в библиотеке, составляя каталог своих сокровищ и работая над историей химии в Германии. Желая дать полный и критический обзор этого предмета, он собрал с громадными издержками бездну книг немецких химиков. Он был высокий, худощавый человек, сутуловатый — без сомнения, вследствие сидячей жизни, и в своем длинном бархатном халате, в бархатной шапочке, из-под которой выбивались седые волосы, выглядел каким-то средневековым магиком.
1
У. Кекстон (ок. 1422 — ок. 1491) — английский первопечатник, писатель, дипломат и книготорговец, основатель первой в истории типографии в Лондоне (1476) (Здесь и далее прим. ред.).
2
Т. е. немецкого книгопечатника Иоганна фон Шпейрера, который вместе со своим братом Венделином работал в Венеции в 1468–1477 гг. Изданные ими книги славились изяществом шрифтов.