Тайна профессора Макшеева
Шрифт:
«Справочник по обмену адресов жилплощади. N 31, 8 июля».
– Постойте, - воскликнул Ткеша, - стало быть, этот номер вышел в свет за четыре дня до визита Пашкевича к вам на дачу, Сергей Ильич. Пашкевич был ранен двенадцатого июля… я отлично помню. Нет ли здесь какой-нибудь связи?
– Есть. Мы так и должны рассматривать это предложение как оценку вашего секрета, - ответил Ремизов.
– Дешево же продал нас Пашкевич!
– Погодите. После того как Пашкевич на собственной шкуре убедился в действии ваших лучей, цена поднялась ровно в шесть раз. Вот смотрите.
И Ремизов показал
«428. Предл. 1 ком. 14 кв. м., солн. отопл. гол., лифт; Арбат Староконюшенный, 7, кв. 22, Званцев.
Треб. большая площ., Таганский р-н, изолир., солнечн., телеф. обяз.»
– Можно мне попробовать разобраться?
– спросил Ткеша. Он выписал первые буквы всех слов и получил следующий ряд:
пкхмсогласкз тбп триста…
Подумав немного, он прочел:
– Соглас… тристо… То есть согласен триста тысяч долларов. Здорово! А? Какова цена! По семьдесят пять тысяч за брата.
Все засмеялись…
– Это ужасно мерзко, - сказала Елена Николаевна, - вот так же, быть может, они купили и жизнь моего отца.
– Едва ли, впрочем, - продолжал Ремизов, - Пашкевич получил эту сумму, да и получит ли он ее вообще когда-нибудь. Из его письма мы знаем, что они не заплатили ему всего обещанного. Надежда на честное слово этих господ плоха.
Обратимся теперь к последнему выпуску справочника от девятнадцатого октября. Этот выпуск сейчас интересует нас больше всего. Посмотрите объявление в разделе «иногородние».
Друзья склонились над справочником.
«Великие Луки. 9/344. Предлаг. Изол. квар. 30 кв. м. с кух., электр., отопл. гол. Великие Луки. Первомайская ул., 13, сообщ. Москва, 6 п/о, до востр. Званцеву С. И. Треб. Срочно 1 ком. в Москве 10- 22 кв. м.»
– Это адрес явочной квартиры!
– не удержался Ткеша.
– Конечно. Только так и нужно понимать это объявление. Здесь указан адрес, по которому кто-то должен явиться… Но обратите внимание и на последние две цифры: комната требуется от десяти до двадцати двух квадратных метров. Какая странная точность. В чем же тут дело?
– Это дата явки, - сказал Званцев.
– Двадцать второе октября.
– Именно так. Двадцать второе октября, а сегодня двадцать первое; значит, явка назначена на завтра… Может быть, сейчас еще кто-нибудь, кроме нас, спешит в Великие Луки. Вот почему я вас повез туда по Октябрьской дороге с пересадкой в Бологом, а не по Ржевской - прямым сообщением.
– Теперь проинструктируйте нас, как нам вести себя, что нам нужно будет делать, - попросил Ткеша.
– Да ничего особенного… все дело мы возьмем на себя… Вас, признаюсь, мы захватили с собой на тот случай, если надо будет опознать их на улице или на вокзале. Ведь мы имеем фотографию только одного Пашкевича.
– Теперь многое стало ясным, - оказал Званцев, - но многое еще осталось в тени. Как Пашкевич сошелся с Радовцем? Откуда он узнал об открытии Макшеева? Как пронюхал,
– Конечно, этого мы еще не знаем… Но надо надеяться, что, в конце концов, докопаемся и до этого.
Все замолчали. Званцев вышел из купе покурить трубку. Коридор был ярко освещен. Там было холодно и пусто. Вагон тихо покачивался под мерный стук колес. Званцев вышел на площадку и стал смотреть в окно. Пятна желтоватого света, падающего из окон вагонов, бежали вдоль железнодорожного полотна по черной земле. Они то поднимались по выемке, и тогда казалось, что поезд едет внутри темного тоннеля, то убегали вниз по откосам насыпи, освещая редкий лесок и голый кустарник, покрытый инеем. Дальше кругом, за пределами этих светлых пятен, была густая, непроглядная темнота. Проехали, не останавливаясь, какую-то маленькую станцию… Прошел по вагонам кондуктор с фонарем. Трубка давно уже была докурена. Наконец, прозябнув, Званцев вернулся в купе. Там было уже темно: светилась только ночная фиолетовая лампочка. Все улеглись спать. Елена Николаевна спала на диване, укрывшись шубой. Ткеша и Ремизов лежали на верхних полках. Было уже около полуночи. До станции Бологое оставалось не более двух часов пути.
В девять часов утра поезд прибыл на станцию Великие Луки. На платформе толпились пассажиры, бойко торговали ларьки и поодаль стояла очередь за кипятком. Станция выглядела оживленной, шумной.
Наших путешественников здесь уже ожидали.
Через несколько минут Ремизов и его спутники сидели в одной из служебных комнат вокзала.
– Итак, решено, - говорил Ремизов, только что совещавшийся с представителями местных органов НКВД.
– Мы берем на себя все хлопоты, связанные с Первомайской улицей. Вам я хочу поручить наблюдение за шоссейной дорогой… Она проходит вон там… сейчас же за главной стрелкой. Если вы заметите здесь среди проезжающих подозрительных лиц, вроде Радовца или членов его шайки, тотчас же сообщите лейтенанту, он сегодня дежурный по станции.
– И Ремизов представил Званцеву и всем остальным лейтенанта государственной безопасности.
– Чтобы вам было удобнее следить за дорогой, - продолжал Ремизов, - там будет стоять машина. В случае надобности вы можете ею воспользоваться.
Шоссейная дорога пересекала железнодорожное полотно в двухстах метрах от станции. Во дворе небольшого домика у самой дороги стоял большой открытый автомобиль. Шофер сидел за рулем. Друзья решили организовать наблюдение таким образом: Званцев и Елена Николаевна следят за дорогой, а Ткеша должен был держать связь между дорогой и станцией.
Чемоданы, портфели и остальные вещи сложили в машину.
Ремизов повторил еще раз свои наставления и ушел.
Дежурство началось. Елена Николаевна заняла место на пеньке возле дороги. Званцев пошел на станцию, потолкался в толпе, зашел в битком набитый зал для ожидания и в буфет, полный посетителей. Затем он сменил Елену Николаевну, чтобы та могла поесть и выпить стакан чаю.
Время тянулось медленно. Так прошло несколько часов. За это время прибыло еще два поезда. На платформу высыпали пассажиры, у кипятильника снова выстраивалась очередь… Затем поезд отходил, и опять воцарялась тишина.