Тайна родимых пятен или невероятные приключения Тишки Бедового и его друзей
Шрифт:
Мыслящего мужчину это проблема, вероятнее всего, не трогала. Уставившись в одну точку окна, где бодро стучали капли дождя, он сосредоточенно хмурил брови, моргал глазами. Иногда его губы судорожно сжимались, как будто человек принимал важное решение… Однако, махнув недовольно рукою, снова начинал смотреть в ту же точку. Он так отдавался своим мыслям, что не замечал, как лысый сосед в горячке спора давно потягивал его пиво!
Именно отрешённый вид мужчины и беззастенчивая наглость его соседа, привлекли внимание Фильки.
– Посмотри вон… туда, – кивнул
– Да, товарищ чрезмерно озабочен, но скоро придёт в себя, видимо…
Ребята как в речку “Рачок” глядели: события у окна из устоявшихся стали переходить в беспокойную фазу!
Дожевав, наконец-то, кусочек свинины, задумчивый мужчина стал искать свою кружку. Увидев её в руках толстяка, целующегося в засос с оппонентом по спору, тронул наглеца за плечо и что-то с лёгким неудовольствием высказал. Лысый, оторвавшись от страстного поцелуя, с непониманием уставился на задумчивого. Когда взор толстяка прояснился и голова приняла устойчивое положение, он рявкнул и без комментариев резко ударил кулаком в подбородок возмутителя любовной идиллии. Мыслящий мужчина, естественно, устремился спиной к полу, роняя по ходу соседние столики и их хозяев…
Тут и началось, как в худших голливудских вестернах.
Тишка возмутился первым:
– Безвинно страдающего бьют: хамство в нечистом виде! Мои кулаки такое не снесут!
– От благородства до грязи – один шаг, перья мои гусиные! – предупреждающе поднял указательный палец Филька. – Лучше в дерьмо не встревать – пахнуть не будет… Давай-ка сматываться, – предложил друг, уклоняясь от пролетающей возле уха рыбьей головы.
Однако Тишка уже завёлся. Подкатив рукава, расправив широкие плечи, он отчаянно кинулся на помощь задуренному, которого уже топтали. Фильке ничего не оставалось, как присоединиться к безрассудному поступку товарища.
Довольно скоро предсказание Фильки сбылось: оба друга, мыслитель и невинный зевака были выброшены из заведения очумелой толпой завсегдатаев в строгой очерёдности, по одному, в болотную жижу “Рачка”!
– Мы им тоже дали… – выплёвывая тину, сбрасывая кусок грязи с плеча, гордо говорил Тишка, вылезая из водоёма.
– Говорил же, – недовольно отряхивался Филька, – болото-то рядом…
– Мать моя старушка! – ругался зевака, вылезая на корточках из “Рачка”.
И только источник тройственного недовольства спокойно оставил болото, ступил на брег и обронил, размышляя с собой:
– Интересно, до которого часа баня работает?
При этом он с недоумением рассматривал своё мокрое и грязное одеяние, не замечая остальных пострадавших за идею. На реплику о бане откликнулся Тишка:
– Мысль продуктивная в нашем положении и, главное, сказанная вовремя.
– Да, мужик, мы из-за тебя в дерьме искупались. Своди-ка, гусь ты наш, лапчатый, в ентую баню! – возмущённо выпучил косые глаза Филька, потирая ноющий бок.
Мужик, как спросонья, удивлённо глянул на ребят (невинно пострадавший зевака, чертыхаясь, поплёлся самостоятельно) и согласился
Дождь с грозой закончился, и обнадёженные дружки отправились вместе с мыслителем в очищающее и освежающее предприятие общественного быта.
– Как кличут тебя, уважаемый мыслитель? – ещё по дороге начал расспросы Тишка, попутно вытирая со лба капельки, стекающие с волос.
– Надеюсь, что не ляповским Спинозой, – хмыкнул многозначительно Филька, стукая пятками туфлей о дорогу, намереваясь стряхивать высыхающую грязь.
– Книжников Григорий Семёнович, – спокойно, с оттенком гордой флегматичности, отозвался новоявленный друг и с достоинством выпрямил свою неказистую долговязую фигуру, – библиотекарь районной ляповской общественной библиотеки…
– Гришка Ляспутин! – поднял палец Филька.
– Книжников… – твёрдо повторил библиотекарь.
– А мы из Чудово, слышали о таком? – прервав дискуссию, гордо представился Тихон.
– Конечно, слышали, – опередил Филька мыслителя, – у нас, если чудят, то весь район трясётся!
И, действительно, Книжников среагировал на сообщение несколько странно: он остановился, настороженно осмотрел ребят, как гаишник начинающих шоферов, поморгал глазами и выдал с нарастающим удивлением:
– Из Чудово?!…
– Да-да! Характерные признаки поселения: река в виде канавы, вырытая между допотопными домиками, и овраг с навозом – заслуга ваших покорных друзей, – отвесил поклон Тишка и патетически продолжил. – Ещё – каменная глыба на холме, как страж и хранитель чудовских традиций и обычаев.
– Каменная глыба?!… – продолжил будоражиться библиотекарь и осторожно уточнил: – В виде головы со шлемом?
– Так Вы у нас бывали? Вечерней зорькой? – обрадовались дружки.
Но Григорий, словно опомнившись, безразлично ответил:
– Да нет, слышал от кого-то…
– Я же говорю: Чудово все знают, – резюмировал Филька.
…Баня, к счастью, ещё работала, хотя и в завершающем режиме. Казённо-приветливо друзей встретила банщица – грузная коротышка в застиранном халате, с надутым до красноты лицом, опоясанным серым платком. Раздавая банные реквизиты: тазики, мочалки, мыло, порванные простыни вместо полотенец – басисто инструктировала:
– Не хулиганить, не сорить, выданный инвентарь не портить и не воровать!… И быстро мне – через полчаса выгоню!
– Нам бы простирнуться и высушиться… – робко намекнул Григорий и, наверное, пожалел о спрошенном.
Банщица глянула на него как на инопланетянина, выпучила глаза и негодующе пробасила:
– Может тебе постель и бабу с кофеём? – и, сплюнув в ближайший угол, добавила грозно: – Ты уже пять минут пролялякал! Выгоню голых, коль не отмоетесь ко времени!
Такой, прямо скажем, смутновато радушный прём и, как следствие, зреющий крах планам выстираться от грязи, подвинул Тишку взять инициативу – то есть знойную женщину, мечту всякого увлечённого мужчины – в свои руки. Он подбоченился, пригладил слипшиеся волосы и галантно высказался: