Тайна сибирской платформы
Шрифт:
— Вы, братцы-рудознатцы, на меня не обижайтесь, — виновато улыбнувшись, заговорил дядя Миша. — Интересы дела требуют уходить с Вилюя. Будем смотреть правде в глаза — перспектив у вас здесь никаких нету. А на Тунгуске в этом году снова находка.
— Да, Вера Николаевна! — обратился Файнштейн к Кадниковой. — Что же вы нам на десерт ничего не дали?
Одинцов удивленно посмотрел на Григория: «С каких это пор в тайге стали требовать десерт? Попить бы пахнущего дымом чайку — и то хорошо».
— Чем же вас угостить? — задумчиво проговорила
Сидевшие вдоль стен геологи еле удерживались от смеха.
— Принесите нам, Вера Николаевна, что-нибудь такое, — торжественно произнес Файнштейн, — чего Михаил Михайлович еще никогда не видел. Найдется у вас?
— Конечно.
Кадникова сходила в соседнюю комнату и вышла оттуда, держа в руках стакан с обыкновенной водой.
— Братцы, — забеспокоился дядя Миша, — что это вы такое задумали?
И только когда Кадникова поставила стакан на стол, Одинцов увидел, что на дне его желтым, синим, красным, зеленым цветом ослепительно сияет маленький аккуратный кристалл.
— Алма-аз… — прошептал дядя Миша, по-детски складывая руки у подбородка.
И в ту же минуту, рванув со стенки чье-то ружье, главный геолог выскочил из дома. Все, у кого было оружие, выбежали вслед за ним.
— В честь первого вилюйского алмаза!..
И в воздухе громыхнул троекратный салют.
…Одинцов вынимал алмаз из стакана, перекладывал с руки на руку — словом, рассматривал его так, как ребенок разглядывает свою первую игрушку: осторожно опускал на ладонь и подносил то к правому, то к левому глазу, клал на стол и ложился рядом головой, царапал им стекло — словом, только что не пробовал алмаз на зуб. Это был великолепный кристалл, с правильными гранями и полями, напоминавший две сложенные основаниями пирамидки. Обе тунгусские пылинки ему и в подметки не годились.
— Когда, товарищ главный геолог, прикажете рабочих на Тунгуску отправлять? — елейным голосом спросил Файнштейн.
— Разыграли, классически разыграли!.. — отшучивался дядя Миша. — Я-то, дурак, думаю: «Что еще за десерт такой?» А они вон что выдумали!.. Лучшего десерта для нашего брата, конечно, и не придумаешь.
И вдруг алмаз исчез. Лежал на столе и… словно в воздухе растаял. Геологи перевернули все, обшарили все углы — алмаза нигде не было!
На Одинцова было жалко смотреть — он стал белее бумаги.
— Что же это, братцы, делается? — скороговоркой, ни к кому не обращаясь, приговаривал он. — Что же делается?!.
— Жги дом! — закричал вдруг Григорий в отчаянии. — Землю с золой будем до тех пор просеивать, пока не найдем! Согласны? А цену дома разделим на всех.
Кто-то побежал за бензином, а геологи стали разуваться, чтобы случайно не унести кристалл на подошвах. И вдруг из ботинка Веры Николаевны Кадниковой что-то упало на пол. Это был злополучный алмаз. Дядя Миша бросился целовать Кадникову…
Тот день 7 августа 1949 года был, пожалуй, самым счастливым днем вилюйской партии. Через полчаса после того, как вторично
И первый и эти два кристалла были извлечены из проб, взятых на косе Соколиная, которая находилась как раз напротив дома таинственной «рыбачки». Сомнений не было — на косе залегала богатая промышленная россыпь.
На следующий день Одинцов и Файнштейн на катере отправились на Соколиную. Дом «рыбачки» по-прежнему стоял пустой, ветер хлопал оторванной дверью.
— Возьмем-ка на счастье одну пробу, — сказал дядя Миша. — Первую траншею еще не скоро пророют, а мне уже не терпится.
Он вынул из катера лоток, отошел на несколько шагов в сторону, взял пробу и стал промывать ее. Григорий, улыбаясь, смотрел на Одинцова. Легкие песчинки постепенно смывались вместе с водой, а на дне лотка оставались самые тяжелые породы. Неожиданно дядя Миша выпрямился и замахал рукой. Григорий подошел к нему: на дне лотка вперемешку с мелкой галькой лежало несколько кристаллов алмазов.
— Поздравляю, Гриша, — спокойно сказал Одинцов. — Со своей задачей ваша партия справилась. Наша гипотеза об алмазоносности Вилюя подтверждена.
Они пошли обратно, к катеру.
— А помнишь, Григорий, тридцать шестой год, Иркутск? Помнишь, как ты меня просил: «Мишка, устрой на практику в алмазную экспедицию»?!
Друзья рассмеялись.
…Уже поздней осенью, возвращаясь на центральную базу экспедиции, Файнштейн заехал к старому Илье. Старик уже знал об открытии алмазных россыпей на Вилюе. Улыбнувшись всем своим добрым морщинистым лицом, он спросил геолога:
— Ну как, нашел камень-счастье? Помогла тебе птица-ронжа?
— Спасибо, отец, за поддержку в трудную минуту, — крепко пожал Григорий руку старику. — Помог ты нам своим «олонхо».
— А царь Байбал? Он не отнимет у тебя чудесный камень?
— Не отнимет! — засмеялся Файнштейн. — Мы же знаем теперь, что ему нельзя верить.
— Это верно. Ему нельзя верить, — согласился старый якут.
— Да, чуть не забыл, — вспомнил Григорий. — Скажи, Илья, почему тогда шаман испугался тебя и убежал?
— Видишь ли, в чем дело… — замялся старик. — Я когда-то и сам был шаманом. Давно это было. Потом бросил: надоело народ обманывать. А тот человек, который бил в бубен, — это не шаман. Это пьяница и жулик. Дрянь-человек.
Помолчав немного, старый Илья сказал:
— У меня к тебе просьба, Григорий. Возьми с собой внука. Он тоже хочет стать геологом, тоже хочет искать в тайге сверкающий чудо-камень.
На следующий день, попрощавшись со старым Ильей, Григорий уехал. За его лошадью бежал олень, на котором сидел довольный и счастливый Вася. Дорога шла по тайге, и Вася, подпрыгивая в седле, пел о широком якутском небе, которое не может перелететь ни одна птица, о радости охотника Уйбаана, которую принес в его юрту чудесный сверкающий камень.