Тайна Солнечной принцессы - 4
Шрифт:
В четвертой группе были Самира, Тара, Альт, двое мальчиков из новеньких и та самая полукровка-трусишка, что все время с любопытством задавала вопросы, но никогда ничего первой не делала. И именно эта девушка стала причиной всех последующих непредвиденных событий.
Поначалу все шло по плану. Девочки обследовали периметр, использовали органы чувств и магические возможности, и вдруг Эсира заступила за невидимую границу ловушки. Она тут же убрала ногу, ойкнула, со страхом посмотрела на меня, а я уже чувствовала, что ловушка начала схлопываться.
Я не думала, просто действовала,
Снаружи все казалось, словно они застыли, замерли, но внутри каждый боролся со своим внутренним страхом. И я знала, что иногда страх убивает. Потому и крикнула Альту с Али, чтобы бежали за ректором и лекарями, другим же приказала отойти как можно дальше. Я хотела вытащить их, но каждый был достаточно далеко от безопасного периметра. Пришлось медленно сворачивать радиус действия ловушки, стирать магию, впитывать ее в себя, а это ох как не просто. Первой добралась до Тары, попыталась ухватить ее за руку и неожиданно даже для себя оказалась в ее страхе.
Это было похоже на то, будто я раздвоилась, одновременно была в реальности и где-то еще. Где?
В первые мгновения и не поняла, а осмотревшись, узнала тронный зал нашего илларского дворца. Но то, что я увидела после, повергло меня в настоящий шок. Инар стоял напротив Тары, держал ее за руки и холодно, совершенно отрешенно, как он умеет, говорил:
— Я знаю, что вы хотите мне сказать, Тариэль. Вы любите меня.
— Нет, что вы… — попыталась возразить она и отступить, но он не дал.
— Конечно, любите. Все это знают. Вы не умеете скрывать.
— Нет, нет, — шептала она, красная, как помидор, смущенная, вся какая-то ранимая и трепещущая. Но он, словно не замечал и продолжал жалить словами:
— Не отрицайте, Тариэль. Скажите, если я попрошу, вы сделаете для меня все? Вы будете моей женой, Тариэль?
— Да, — выдохнула он, завороженная мерцанием в его глазах. И я понимала ее. В свое время это самое мерцание и во мне все перевернуло, но…
— Но как и с невестой, это не будет правдой. Вы только пешка, Тариэль, ширма для меня. Для моих истинных пристрастий.
Он отступил, улыбнулся ей, а затем неожиданно и как-то обыденно, словно делал это всегда, выхватил из толпы подданных какую-то девицу и поцеловал ее на глазах у всех, затем другую, третью, четвертую…
Не знаю, сколько это продолжалось, я отвернулась. Это было так натурально, так по-настоящему, по-настоящему страшно.
Когда я снова повернулась, он уже тащил Тариэль к трону. Одним движением усадил ее на него, надел на голову венец, а сам спустился с помоста и продолжил танцевать и целоваться на ее глазах со всеми придворными дэйвами нашего двора. И вдруг в дверях показалась я, почему-то одетая в свадебное платье, Инар обернулся ко мне, глаза его полыхнули небывалым, но таким знакомым мне огнем, и он вдруг бросился передо
— Прости, прости, любовь моя. Это ты должна сидеть там, а не эта никчемная дэйва. Я использовал ее. Их всех, чтобы мы с тобой могли быть вместе.
С этими словами он и меня поцеловал и закружил по залу, а затем подбежал к трону, сдернул с него Тариэль, сорвал с ее головы венец и нахлобучил на голову счастливой мне. После этого мы и вовсе занялись непотребствами, начали срывать с себя одежды на глазах у всех. Тариэль рыдала у подножия трона, а придворные потешались над ней, улюлюкали и кричали:
— Фальшивая, фальшивая повелительница.
Мы с Инаром тоже потешались, улюлюкали и бросались в нее собственной одеждой.
Я не могла больше на это смотреть. Это не страх, это жуть какая-то. Жуть вдвойне или втройне.
Она прекратилась, только когда я дернула Тариэль на себя, и мы обе свалились на пол за пределами ловушки. Она несколько секунд непонимающе на меня пялилась, а затем разрыдалась так горестно и душераздирающе, что мне стало просто плохо от этого непередаваемого чувства гадливости к самой себе.
— Тара…
Она поняла по моим глазам, что я тоже видела ее страх. Обиделась, разозлилась и закрылась. Вернувшийся Альт вместе с ректором вовремя забрали ее, но оставались еще учитель Триас и Самира. У него из носа текла кровь, а глаза Самиры были расширены от ужаса.
— Клементина, что это за ловушка? — требовал ответа Лазариэль. Я вкратце пояснила.
— Сможешь вытащить их?
— Постараюсь, но это…
— Что?
— Непросто, — ответила я, посмотрев на все еще рыдающую Тариэль.
Но пока другие разберутся с этим, часы пройдут, а я боюсь, что у пленников моей очередной глупости не было этого времени.
До Триаса добралась значительно быстрее. А вот взяться за его руку я долго не решалась. И все же схватилась.
Меня буквально оглушила тьма, и не та, что живая, а мертвая, бездушная, как в могиле. Кто-то шуршал в этой тьме, шевелился, едва слышно дышал. В какой-то момент во тьму ворвался свет, и я поняла, что это камера, темница. На пороге в ярком отсвете стояли двое. Дэйвы. Один вошел, схватил того, кто был внутри, и только тогда я осознала, что это ребенок. Мальчик лет восьми или даже меньше. Он был совсем худой, в лохмотьях. От него пахло болезнью, испражнениями, застарелым потом. Его вели по пустому, темному, едва освещенному коридору. Я видела множество таких же дверей, таких же камер, и с ужасом понимала, что там тоже были дети.
Мальчик не сопротивлялся, пока его вели наверх, но испуганно задергался, едва втолкнули в большую, полутемную комнату. Там были еще дэйвы, много, в серебряных мантиях. Они стояли у каких-то заставленных столов. Были и другие, совершенно пустые, с ремнями. Мальчика привязали к одному из них. Седовласый мужчина в мантии подошел к нему, влил в рот какую-то серую жидкость из колбы, и мальчик задергался, завизжал от боли так страшно, что я заткнула уши и тоже завизжала. Другой разодрал на мальчике одежду, оставив обнаженным. Третий разрезал его руку острым лезвием и сцеживал кровь в маленькую серебряную чашу.