Тайна старой леди
Шрифт:
Он сидел и спокойно жрал нашу еду. Даже буханки хлеба не принес с собой, гад. Папа тоже вышел из ступора и ел, мама ела, а я сидела и соображала, что же я нагородила в своей речи, почему так хотелось задеть их побольнее? Под каждым словом о нем я бы подписалась, но вот родители… Мирочку они обожают, со мной носятся, как с писаной торбой – те же поездки на дальний пляж, да все, что угодно. И его они, скорее всего, принимали так радушно просто из благодарности, как хозяина дома. Да они и не обиделись на меня совсем, видно же по их лицам, что они
– Папа, мама, простите меня, пожалуйста, это я что-то…наверное, слишком. Я…
– Да ладно, Ариша, ничего страшного. Ты сорвалась первый раз за три года. Может, это тебе нужно было – выговориться. Так что все в порядке. Не думай об этом,– совершенно спокойно ответила мама.
Я встала и направилась к дому. Ярослав позвал меня: - Аринка, нам нужно поговорить.
Я обернулась.
– А под каждым словом о тебе я готова подписаться, Ярослав. Так что любые разговоры лишние. Только дурак не пойм… Блин! Ты что делаешь, идиот? Отпусти меня немедленно, придурок! Я тебя ненавижу! Ты мне на фиг не нужен, что не понятно?
– Не ори, ребенка разбудишь. – Он опять нес меня на плече на выход с участка. Я лупила по спине не понарошку, а изо всех сил. Он повел широкими плечами.
– Про темперамент не обманули.
Я повисла на нем.
– Отпусти, придурок, сама пойду! Отпусти, сказала! Папа, мама, мы к морю, а то матюками разбужу всех соседей.
Мама кротко ответила: - Хорошо, дочечка.
Ярослав опустил меня на землю. От злости темнело в глазах, или это кровь прилила к голове в таком положении? Я вышагивала возле него, не глядя. Он молча шел рядом. На что он рассчитывает, вообще? Мужику двадцать шесть лет, а ведет себя, как прыщавый придурок...
Мы вышли на пляж. Странно – он был практически пустым, почти никаких отдыхающих. Метрах в ста от нас на камнях сидела компания. Вели себя тихо, не орали и не включали музыку, дальше еще два человека шли по кромке прибоя. Больше вблизи никого не было, время позднее, завтра рабочий день. Но я вела его дальше, к гряде камней, выступающих из песка у кромки воды. Там прибой шумит особенно сильно и нас точно никто не услышит. Подошла, села на камень.
– Давай. Говори.
Он прошелся передо мной, очевидно нервничая, постоял немного, отвернувшись, а потом заговорил решительным, сдавленным каким-то голосом:
– Арина, для меня ничего не изменилось – я люблю тебя, и эти слова не передают даже…
– Пожалуйста, давай по существу, что ты хотел?
– А еще я хочу тебя, хочу так, как не хотел никого в жизни. Никого и никогда.
Меня передернуло. Они все так говорят? В глухом предчувствии и опасении чаще забилось сердце.
– Ничем не могу помочь. Сейчас я знаю как это – когда любят.
– Я знал, что придется этим оперировать. И знаю суть твоих претензий ко мне.
– Чем оперировать? И никаких претензий! Мне от тебя ничего не нужно.
– Ты меня тогда послала из-за Яны, – он словно поперхнулся воздухом… замер,
– Он тогда еще не любил меня! Любовь пришла после поцелуя!
– Увидеть, просто увидеть Мира было больно. Или не только поэтому?
– Так и я же тогда еще не любил, наверное, и она тоже пришла после поцелуя. И после этого я хранил тебе верность, хотя мозги на хрен сносило. Что ты тогда сделала со мной в машине, а, инопланетянка? Что я на стенку лез? А вот ты мне верность не хранила, Арина.
– Я тебе ничего не обещала.
– Так и я тебе тогда еще ничего не обещал – ты меня и не помнила вообще (это я про Яну). И про спор я все тебе объяснил. У меня в глазах темнело от бешенства, когда я слушал из-за какой твоей дури я тебя потерял, - прошипел он.
– Что ты мог слышать? Что ты несешь вообще? Ярослав, стой, ты куда?
– Не топиться, не бойся… умоюсь. Нужно успокоиться, а то я тебя придушу сейчас… Когда твой отец пришел к моему за помощью, тот записал разговор на диктофон. Он всегда так делает, если предстоит беседа с незнакомыми людьми, всякое бывает, знаешь ли. А потом не стал уничтожать запись, потому что понимал – мне когда-нибудь нужно будет это услышать. Так что я знаю все о том, что с тобой случилось.
– И что теперь? – отвернулась я.
– И теперь я хочу спросить - а с чего ты взяла, что только ОНИ умеют любить? Что только у них сносит крышу от твоего запаха? Знаешь, как ты пахнешь? Ты пахнешь прохладой, свежестью и южными фруктами…
– Дурак! Мы у моря и я ела персики.
– Дурочка. Ты всегда так пахнешь. А целовать тебя, как будто умирать. Понимаешь, что все годы без тебя – коту под хвост, потому что тебя в них не было. Мне крышу снесло, блин. Я не соображал ничего, трясло… колотило. Испугать боялся, набросившись. Ты же тоже… я же видел, как ты смотрела…
Он мягко стряхнул капли воды с рук. Перепрыгнул с камня на камень, нет - ПЕРЕТЕК с камня на камень, повернулся ко мне, плавно и стремительно. Я оцепенела... Он двигался так же, так же… Где были мои глаза? И запах… и поцелуй…
– Ярик, сядь, пожалуйста, – мой голос дрожал.
– Сяду… Я хочу тебе сказать, что у меня теперь есть цель в жизни – вышвырнуть их на хрен из нашего мира. Следили за своей королевой? Ладно – уважительная причина. Сейчас ее уже нет, так что и им делать здесь больше нечего, – его голос подрагивал от волнения, он сжимал и разжимал кулаки.