Тайна святого Арсения
Шрифт:
Наконец, таки отважились и доложили, что в Забайкалье митрополита Арсения стали чествовать теперь не в меньшей мере, чем в Ростове и Ярославле, в прежних его епархиях. В народе распространились слухи, что после ареста вывезли митрополита в Иркутск, заключили в Вознесенском монастыре, потом за Байкал переправили, в Троицкое, дальше тайно в Нерчинск, пока не поступил рескрипт везти его назад в Россию. По дороге Арсений заболел и уже верст за сто семьдесят от Верхнеудинска попросил у солдата остановиться возле озера. Здесь помылся митрополит, надел свежую рубашку, старую же выбросил, и долго молился, стоя на коленях. Тогда подарил
– Не доехать мне до Верхнеудинска, - молвил митрополит.- Я скоро умру, помянешь монаха Арсения и похоронишь меня на том месте, где остановятся кони.
Так оно и случилось. Уже мертвым въехал в Верхнеудинск митрополит, поставили гроб с его телом в Преображенскую церковь. Но похоронить такого важного арестанта без высокого разрешения побоялись, послали гонцов к архиерею и губернатору.
Двадцать пять дней лежал раб Божий Арсений, и хоть жара стояла на дворе, но тело не повредилось, нетленным было, и много чудес, рассказывали люди, тогда случалось.
Однажды ночью колокола на церкви зазвонили, тревожно так, как бьют на пожар.
– Церковь горит!
– сбегался напуганный люд с ведрами и лопатами.
Сбежались - а там ничего, тишина в церкви и вокруг.
– Диковина, - диву давались прихожане.- Мы же своими ушами слышали...
Как вдруг кто-то встревоженно закричал:
– А гляньте, гляньте вверх!
Все головы подняли и стали креститься: высоко над колокольней сияла новая заря, до сих пор не видели здесь такой.
– Это душа митрополита нас благословляет, - заговорили между собой.
– Святой, и вправду, этот человек, митрополит Арсений...
Похоронили его на кладбище, на горе, около креста, эта гора в Троице, в Забайкалье, по тракту на Нерчинск. И теперь люд там собирается, молебны читает и панихиды правит, довольно много прибывает сюда богомольцев... А еще поговаривают, что в погожую ночь там всходит заря, та же, что над колокольней тогда видели Преображенской, а на самой могиле свеча там загорается.
...Императрица ни благодарила, ни бранила служивый люд Тайной экспедиции. Она только долго думала: уже было победила митрополита, сослала в немыслимую даль, а он всё равно между народа. Как же так, диву давалась императрица, у нее сила какая, армия в сотни тысяч солдат, пушек, вон сколько, не говоря уже о мушкетах, а еще видимо-невидимо полицаев-жандармов с Тайной экспедицией заодно, а у Арсения даже кадила теперь нет - и не способна его победить?!
Она является императрицей Екатериной Второй, и не просто второй, а Екатериной Великой. Уже в первый год правления Сенат обсуждает создание ей памятника и присвоение звания " Мать Отчизны". Пускай те сенаторы и не очень искренни, и не всегда, но такое было. Не прошло и четыре года правления, как объявили ее Екатериной Великой. Она знает, как вести себя с Вольтером, она умеет умилостивить Дидро - купила у него библиотеку и ему же отдала на хранение, а тогда заплатила Дидро за это на пятьдесят лет вперёд. Теперь философ и известный писатель на всех европейских перекрёстках должен не лениться рассказывать о ее мудрости и учености, а Вольтер назовет даже "Петербургской
Она, императрица Екатерина Великая, может перекраивать европейскую карту, как старого, сильно поношенного, кафтана, из королевского трона гордой Польши может остроумно сделать стульчик себе на клозет.
Она - Екатерина Великая, а этот Арсений, этот Враль - кто такой? В чём тайна непобедимой силы его?
Что-то здесь не так в природе происходит - все рассуждала императрица.
Она нанизывала мысль за мыслью на логическую ниточку, как нанизывают ожерелье из мелких бусинок, но только все почему-то не ладилось: то дырочка в бусинках маловата, то ниточка вдруг загибается, а иногда и весьма коварно рвется, и тогда рассыпается все ожерелье...
31
На приеме по поводу вручения верительных грамот обер-полицмейстеру Толстому выпало знакомить новичков с придворными.
– Кто этот статный мужчина со шрамом через все лицо?
– спрашивали, стремясь быстрее сориентироваться, дипломаты.
– Князь Алексей Орлов, влиятельный государственный муж, давняя опора трона.
– А это, наверное, Потемкин, у которого черной лентой глаз перевязан?
– Да, на него императрица особенно опирается, а о таланте полководца наслыханы, наверное, сами.
– Какие мужественные лица, в боях, наверное, увечья испытали...
– О, конечно, - выдержка никогда не изменяла Толстому, тем более в его непростых государственных хлопотах.
– А этот, белокурый высокий офицер, который немножко поодаль стал?
– Его фамилия Ланской, он новичок здесь, малоизвестный до сих пор.
Обер-полицмейстер дальше продолжал удовлетворять любопытство прибывших, повествуя или и лично знакомя именитых придворных, императрица же, подозвав Толстого, приказала представить ей миловидного новичка при дворе, офицера.
– Ланской, Ваше императорское величество, - вымолвил фамилию и звание и зарделся, словно его спросили что-то постыдное.
Императрице этот белокурый здоровила с неповоротливыми манерами и стыдливостью девочки-подростка бросился в глаза сразу, не было еще такого у нее.
После приема жизнь закрутила Ланского такими крутыми и непредвиденными зигзагами, что он и оглянуться не успевал на тех поворотах. Придворный лейб-медик выстукивал его, как дятел сухую древесину, долго и томительно, три ночи Ланской качался на Перекусихе, под конец мало не стошнило, но как-то сдержался, еще у двух фрейлин, правда, младших, выдержал экзамен, пока не ввела Перекусиха в опочивальню императрицы книгу читать.
– Ну, как там, Мария Саввовна, хорошо читает?
– не без лукавства, смеясь, поинтересовалась.