Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)
Шрифт:
Вокруг играющих толпились болельщики, чадили табаком и «переживали», как и подобает переживать всяким болельщикам.
Борис и Сережка волновались и… все время проигрывали. И Усач ехидничал:
— Делаем «рыбу». Считайте бабки. У вас больше. Товарищи офицеры! Вы присутствуете при рождении «козлов».
На смену Борису и Сережке сели другие игроки, а они, «застучав» очередь на следующую партию, начали совещаться: «Как отомстить неразумным хозарам». Но в это мгновенье дверь распахнулась и кто-то крикнул; «Всем — первая готовность!»
Чертыхаясь и проклиная немцев,
Сережка и Борис входили в состав группы Усача: Сережка — его ведомым, Борис — ведомым Лагутина. Молодые летчики имели еще малый боевой опыт, и у них едва хватало внимания, чтобы сохранять место в строю. Изредка они лишь озирались по сторонам и, ничего не видя, вновь вперялись взглядами в фюзеляжи своих ведущих. Особенно стало трудно, когда пересекли линию фронта и пошли над территорией, занятой немцами. Сережка держался с Усачом в несколько вытянутом пеленге и вдруг услыхал его голос:
— Я Сапсан-двенадцать, веду бой!
«Какой бой? С кем?» Между тем через кабину ведущего уже потянулся белесый шлейф порохового дыма, и, обгоняя стремительный полет самолета, сбоку брызнула трасса короткой пушечной очереди. И только тут Сергей увидел впереди два самолета с черными крестами на крыльях. Он успел также заметить, что один из них, резко потеряв скорость, начал снижаться, оставляя за собой бесформенные клочья, а второй метнулся в сторону. Потом Сережка вспомнил, что когда ведущий ведет бой, ведомый, как никогда, должен следить за его хвостом, обернулся и увидел рядом с парой Лагутина чужие самолеты, какие — он не разобрал, понял только, что не «Лавочкины», — и тотчас суматошно крикнул по радио; «Кто это, кто это у нас сзади, сверху?!» Борис, летевший в звене замыкающим, услыхав эти бестолковые слова, оглянулся и тоже что-то завопил. Усач в это время начал очередной разворот, и неизвестные самолеты вклинились в строй между его парой и парой Лагутина. Сережка и Борис, путая строй и перебивая друг друга, поспешно и бестолково доложили об этом ведущим. Усач раздраженно цыкнул на них:
— Перестаньте горланить! Это «кобры», свои, видите звезды на крыльях.
Но ни Борис, ни Сережка звезд не видели. Они и друг друга не видели, так как строй звена нарушился и Лагутин в этой суматохе разошелся с Усачом. «Кобры» тоже куда-то исчезли. С земли подали команду идти на свой аэродром. Усач недовольным тоном запросил Сережку:
— Сапсан-тридцать третий, где ты?
— Я, вот он, у вас за хвостом.
— Тридцатого не видишь?
— Не вижу, — чуть не плача, признался Сережка.
— Долетались. Сапсан-тридцатый, идти домой самостоятельно.
— Я вас понял, — отозвался Лагутин. — Иду. Тридцать первый со мной.
При обратном пересечении фронта пара Усача была атакована «мессершмиттами». Сережка заметил их лишь тогда, когда ведущий противника вышел на дистанцию огня в хвост Усача. «Нас атакуют!» — успел крикнуть Сережка и тут же понял, что любыми средствами обязан защитить своего командира.
— Что ты делаешь?! — не своим голосом крикнул Усач. — Крути влево!
Сам он уже гнал вкрутую восходящую спираль. Сережка увидел вспышки разрывов на крыльях, почувствовал царапины на щеке и, выполняя команду ведущего, рванул самолет в левый вираж. Трассы снарядов перестали летать над головой. Он обернулся и увидел, что за ним тянутся два «мессершмитта». Передний направил свое острое рыльце с точечками пушечных и пулеметных отверстий прямо на его кабину. «Это еще не страшно, это не страшно, — успокаивал себя Сережка. — Главное — не дать ему вынести упреждение!»
Но на «мессершмитте» сидел летчик поопытней Сережки, и в следующие секунды тот увидел, как самолет противника доворачивает свое зловещее рыльце куда-то вперед по направлению траектории виража. Показалось лягушачье брюшко его фюзеляжа. Сережка резко нажал педаль руля поворота и дернул ручку управления. Нос «мессершмитта» оделся мерцающим огненным венчиком стрельбы, но трасса прошла где-то сбоку Сережкиного самолета.
— Спокойно, Сережа, я его выбью! — услыхал он голос Усача. И потом: — Готово! Выходи на прямую, пристраивайся. Я у тебя справа.
Сергей осмотрелся, увидел «Лавочкина» с родным номером «6» на хвосте и пристроился к нему. «А что же с «мессером»?» Сзади никого не было, виднелся лишь белесый столб дыма, изогнутый крючком — с неба до земли.
Пошли на снижение. Под крылом угадывался аэродром — узкое, вытянутое вдоль лесного массива поле. Подошли к нему на бреющем. При заходе на посадку Сережка получил еще одно испытание. Он уже выпустил шасси и погасил скорость, когда услыхал команду, полную зловещего смысла: «Мессеры» на кругу!» Горючее на исходе, нет ни высоты, ни скорости. Положение критическое. Что-то очень неразборчивое прокричал по радио Борис. Потом уже более спокойно и даже торжествующе:
— «Сапсаны», садитесь спокойно, «мессеров» больше нет.
Едва Сережка зарулил после посадки на свое место, как выскочил из кабины и бросился разыскивать Бориса. А тот уже бежал навстречу.
— Боря, ну что там было?
— Я у тебя хотел спросить…
— Я, понимаешь, ничего… Вижу, Усач как даст очередь, а тот как загорится!
— Постой, это когда?
— Ну, когда «кобры»…
— «Кобры»? Вот паршивые! А я думал — немцы. Нас же и ругать теперь будут за панику.
— Будут. Давай закурим.
Руки у них дрожали, спички ломались.
— Сережка, а чего это щека у тебя поцарапана?
— Щека — что, ты погляди, какие дыры в плоскостях! Знаешь, какой мы бой вели?!
— А я… Как стали на посадку заходить, вижу впереди «мессеры». Я как дал очередь, так сразу на весь боекомплект. Они и удрали.
— А попал?
— Нет, где уж… Впрочем, не знаю, может быть, и попал. Ну да, попал. Один так завихлялся…
— Подыхать полетел, — услыхали они насмешливый голос Усача. — А ну, марш в землянку! Оба мокрые, а ветер холодный, еще простудитесь.