Тайна тевтонского замка
Шрифт:
— Когда выступаем на Мариенбург? — спросил Джелал ад-Дин.
— Думаю, через три дня, — ответил Витовт. — Этого времени должно хватить, чтобы похоронить своих павших и подлечить раненых.
— Кто будет хранителем ключей во время похода? — поинтересовался Витовт.
— Моё королевское величество! — Ягайло крепко сжал ключи в руке.
Литовский князь нахмурился, а глаза молодого хана вспыхнули недобрым огнём.
— Не сочти за дерзость, ясный король, но не слишком ли большую ответственность ты собираешься взвалить на свои королевские плечи? На них и так возложено столько забот! — воскликнул Джелал ад-Дин. — Полагаю, мы с Витовтом должны разделить с тобой это тяжёлое бремя!
—
Он протянул руку королю, и Ягайло после некоторого колебания отдал ему один из ключей.
— Теперь мне! — сказал Джелал ад-Дин.
Ягайло не взглянул на него и обратился к Витовту:
— Разве мы можем допустить, чтобы неверные вошли в христианскую сокровищницу и оскверняли прикосновением святыни, вывезенные из Иерусалима?
— Что я слышу? — вскричал хан. — Вот как теперь заговорили союзники! До битвы вас не коробило осквернение христианских церквей и реликвий моими воинами? Это считалось хитрым тактическим ходом для провокации Великого Магистра на бой. А как дошло дело до ключей от сокровищницы — так мы недостойные неверные!
— Не горячись, Джелал ад-Дин, — Витовт примирительно похлопал его по плечу. — Я уважаю и люблю тебя не меньше, чем твоего отца — великого хана Тохтамыша. Король не то имел в виду. Он непременно отдаст тебе один из ключей. Но ты должен пообещать, что не будешь претендовать на вещи, представляющие ценность для любого благочестивого христианина.
— Если их стоимость будет с лихвой возмещена сияющими круглыми монетами, то зачем они мне? — усмехнулся молодой хан и с поклоном принял ключ от Ягайло.
Между тем Витовт рассматривал сложенное у ног на земле оружие и несколько безделушек непонятного назначения, снятых с тел руководителей ордена. Его заинтересовала одна вещица округлой формы — какое-то хитрое сплетение выпуклых пластин из тёмного серебра, нанизанное на толстую цепь.
— А это что такое? — спросил Великий князь у стоявшего рядом военачальника, перчаткой отирая грязь с вещицы.
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Висело под кольчугой на груди Великого Магистра. Может, знак его высшей власти? Или какая-то печать?
— Не похоже, — покачал головой Витовт.
— Ну-ка, дай мне взглянуть! — попросил Ягайло, взял вещицу в руки и принялся осматривать её. — Символы верховной власти отсутствуют, украшением тоже тяжело назвать — металл тёмный, камнями не инкрустирован. Может, Ульрих фон Юнгинген носил это на память о ком-то или о чём-то. В любом случае, — король польский расправил плечи, возвысил голос и обратил свой взор на скромно стоящего поодаль князя Лугвения Ольгердовича, — вещь эта принадлежала Великому Магистру. В честь памятной битвы, произошедшей сегодня, награждаю тебя, молодой князь Мстиславский, за мужество и отвагу! Если бы не русские полки под твоим командованием, как знать, возможно, исход битвы был бы совсем иным.
Под одобрительные возгласы король надел на покрасневшего от гордости юношу цепь с круглой подвеской и крепко обнял его.
— Во славу твоих потомков! — воскликнул Витовт, довольный тем, что Ягайло почтил своим вниманием командующего смоленскими хоругвями.
Вся компания прошествовала к накрытым неподалёку походным столам, а тела руководителей ордена были погружены на повозку и отправлены с вооружённым конвоем в сторону Мариенбурга.
Тем временем на месте бывшего сражения кипела скорбная работа. Оставшихся в живых знатных рыцарей и простых воинов снарядили спешно копать рвы для погребения погибших. Летняя жара способствовала быстрому разложению плоти,
Седоусый мужчина лет пятидесяти, Острожский князь Фёдор Данилович, медленно объезжал места, где разрозненные отряды тяжёлой кавалерии рыцарей, возглавляемые Великим Маршалом, пали под натиском литовских и татарских воинов. Тевтонцы отчаянно сражались, не желая сдаваться, и многих противников забрали с собой в могилу. Трупы лошадей и людей повсеместно устилали долину. Среди них были и воины из личного отряда Фёдора Даниловича, и теперь он внимательно всматривался в тела погибших, изредка скорбно качая головой и крестясь при виде знакомых доспехов. Неожиданно конь князя зацепился за что-то передним копытом и припал на колено, заставив Фёдора Даниловича крепко ухватиться за поводья, чтобы не упасть.
— Стой, чтоб тебя! — воскликнул он, спешиваясь возле трупа лошади крестоносцев, облачённой в металлические доспехи.
Конь князя тщетно пытался вытащить копыто из ловушки, и Фёдору Даниловичу пришлось наклониться к самой земле, чтобы рассмотреть неожиданное препятствие. Он увидел, что нога коня застряла между пластинами доспеха и металлической воронкой, торчащей из-под брюха погибшего животного.
— Подожди, не дёргайся! — Князь ободряюще погладил всхрапывающего коня по морде. — Сейчас помогу.
Он ухватился за воронку и с силой потянул её на себя. Воронка медленно сдвинулась с места, и конь смог высвободить копыто. Он радостно заржал, нетерпеливо перебирая ногами, словно приглашая хозяина следовать дальше, но любопытство Фёдора Даниловича оказалось задето. Он продолжил вытаскивать воронку из-под лошадиного трупа и обнаружил, что она сужается до размеров трубки толщиной в большой палец и имеет длинное продолжение. Наконец, весь предмет был извлечён, и Фёдор Данилович принялся его рассматривать. Несомненно, это была труба, одна из тех, которыми герольды и глашатаи собирали народ для объявления важных указов. Наверное, кто-то из тевтонских командоров с её помощью руководил ходом боя. Обычная труба, по виду медная, ничем не привлекающая внимание искушённого воина. Он собирался отбросить её в сторону, но что-то остановило его от этого действия. То ли медь слишком ярко сверкнула в свете факела, словно и не находилась труба в сражении и не валялась втоптанная в землю под трупом истекающей кровью лошади, а только что лежала начищенной поверх бархатной подушки. То ли какое-то тревожное волнение пробежало по телу Фёдора Даниловича от прикосновения к металлу, заставив князя в страхе отпрянуть от трубы и чуть не выпустить её из рук.
— Что за наваждение? — пробормотал он, с трепетом осматривая находку. — Обычная железяка, а столько страху нагнала.
Фёдор Данилович повернул её к себе узким концом и намеревался дунуть в него изо всех сил, чтобы рассеять морок, но с удивлением обнаружил, что отверстие залеплено воском, на котором отчётливо просматривается печать Ордена.
— А это ещё зачем? — воскликнул князь. — Труба, в которую нельзя трубить! Странно всё это.
Чем дольше Фёдор Данилович рассматривал трубу, тем большее любопытство она вызывала. Сияющую поверхность покрывали мелкие символы, иногда вспыхивающие в отблесках пламени, а металл трубы то нагревался в руках, так, что её тяжело было удержать даже в перчатках, то становился обжигающе холодным, заставляя коченеть пальцы, словно от зимней стужи.