Тайна тевтонского замка
Шрифт:
— Неужели? — Маша с подозрением уставилась на Кирилла. — А про конкурс презентаций что-нибудь говорил?
— Сказал, что ты везучая, Маша Трошкина. Клиент срочно вылетел в Питер и перенёс конкурс на другой день.
— Да уж! Я очень везучая! — Женщина потрогала шишку на голове. — Хорошо хоть жива осталась.
— Ты только не злись, Машунь! — Кирилл взял обе её руки и нежно поцеловал их. — Но может, тот полицейский прав и тебе всё показалось? На нервной почве.
— Я уж и сама не знаю, — Маша тяжело вздохнула. — Может, я и правда… того. — Она покрутила пальцем у виска.
— Ничего подобного! — Кирилл крепко обнял её. — Просто ты маленькая, испуганная девочка, заблудившаяся в дебрях своих страхов и предрассудков. Ты завязла в них и барахтаешься в одиночку, в то время как рядом есть человек, протягивающий
— Оставайся, — прошептала Маша, пряча лицо у Кирилла на груди.
* * *
Они познакомились ровно два месяца назад. В тот самый злополучный день, когда Маша вернулась с работы и застала свою прежнюю квартиру разгромленной. Ничто не предвещало беды, когда Маша спокойно открыла ключом входную дверь. Представшее перед глазами зрелище повергло её в ужас. По квартире словно пронёсся торнадо, вывернувший все шкафы и ящики, оторвавший от пола плинтусы, сваливший в бесформенную кучу вещи, обувь и постельные принадлежности. Сначала Маша остолбенела, боясь переступить через порог, а потом закричала. На её крик с нижнего этажа прибежал молодой мужчина, окинул взглядом квартиру и сразу же вызвал полицию. Пока ехали стражи порядка, он мужественно прошёл внутрь, убедился, что там никого нет, и морально поддерживал Машу, когда она со слезами на глазах обходила свои владения. На кухне она чуть не потеряла сознание, увидев среди рассыпанных круп и макарон выброшенные из морозилки, потёкшие бифштексы.
— Ограбление, — спокойно заключили полицейские. — Что пропало из ценностей?
— Каких? — всхлипнула Маша. — Мои главные ценности — голова, ноутбук и жёсткий диск. Они на месте.
Тем не менее ей пришлось констатировать, что исчезли все наличные деньги — около сорока тысяч рублей, цепочка с кулоном и серёжки, флакон французских духов и дублёнка. Остальное оказалось нетронутым.
— Не понимаю, — утирая слёзы, молодая женщина качала головой. — Зачем было всё переворачивать вверх дном? Отрывать плинтусы? Выбрасывать продукты?
— Люди часто прячут ценности в морозильной камере, в коробках с крупами и за плинтусами, — пояснил полицейский. — Чем изобретательнее одни, тем изощрённее другие.
В общем, Маша совсем раскисла бы, если бы не Кирилл (так представился мужчина, пришедший ей на помощь). После отъезда полиции он взял инициативу в свои руки. Отвёз Машу в уютный ресторанчик на ужин, а потом помог устроиться в гостинице, так как при мысли, что придётся ночевать в истерзанной квартире, женщину бросало в нервную дрожь. Кирилл много говорил в этот вечер, отвлекая Машу от печальных мыслей. Он оказался остроумным, интересным собеседником и выглядел весьма привлекательно. Лет тридцати пяти, тёмно-русый, с внимательными серыми глазами, немного холодными, но цепляющими спокойствием. Ему очень шла трёхдневная густая щетина, а расстёгнутый ворот рубахи открывал мускулистую, загорелую шею и крепкую грудь. Маша не понимала, как могла не заметить такого симпатичного соседа.
— А я не живу в твоём доме, — пояснил Кирилл, помешивая чай. — По объявлению приехал на щенков взглянуть. Хотим коллеге подарить.
— На щенков? — удивилась Маша. — Но у нас в парадном нет собак.
— Так я случайно номер дома перепутал. Как оказалось, не зря.
Кирилл задержал на Маше взгляд, и женщина смущённо сосредоточилась на тарелке с ризотто. Безусловно, она знала, что очень мило выглядит. Тридцать два года ей никто не давал благодаря хорошему цвету лица и невысокой хрупкой фигурке. Карие глаза обычно задорно поблёскивали (за исключением периодов тяжёлых жизненных неудач и сегодняшнего дня), каштановые мелкие кудряшки выбивались из причёски каре, придавая ей лёгкую небрежность. Мужчинам Маша однозначно нравилась, но в силу определённых обстоятельств с опаской относилась к новым отношениям.
А в тот момент вообще было не до романтики. Нужно было пересилить себя и вернуться к нормальной жизни. Шеф предоставил ей несколько выходных для наведения в квартире порядка, и Маша с содроганием приступила к нему следующим утром, вернувшись из гостиницы. Удивлению не было границ, когда Кирилл явился днём к ней на помощь, вооружённый терпением и мешками
Первой страницей был Трошкин, за которого она легко выскочила замуж в двадцать лет, на третьем курсе университета. Маму тогда ещё не подкосил страшный, притаившийся внутри недуг, и она радовалась за дочь, сменившую смоленскую деревушку на столицу. А тут ещё и жених достойный нашёлся! Трошкин был на двенадцать лет старше, солидный, уверенный в себе делец средней руки, не лишённый обаятельности и мужского шарма. Маша гордилась, что такой человек влюбился в неё и предложил руку и сердце. Она сразу привязалась к нему, как собачонка, преданно заглядывающая в глаза, и решила, что Трошкин — это лучшее в её жизни. Поначалу так и было. Муж осыпал её милыми подарками, баловал редкими ужинами в ресторанах при свечах и брал с собой в командировочные поездки за границу. Маша тоже старалась для него, как могла — каждый день наводила чистоту в квартире (как оказалось, у мужа страшная аллергия на пыль), драила посуду и зеркала до блеска (пятна выводили его из себя), начищала ему обувь, утюжила костюмы, ежедневно готовила новые блюда (он не мог есть одинаковое два дня подряд). В общем, чувствовала себя настоящей замужней женщиной, посвящающей жизнь мужу. Университет он позволил ей закончить, но поиск работы не одобрял, считая, что материально Маша обеспечена. Через несколько месяцев после свадьбы мама отправилась в иной мир, оставив Машу полной сиротой. А спустя год семейной жизни подарки, ужины и поездки от мужа закончились, зато требования к Маше возросли. Теперь она чувствовала себя не женой, а круглосуточной прислугой, отрабатывающей еду и крышу над головой. Вдобавок муж велел прекратить отношения с университетскими подругами. Оставалась только Лена, с которой удавалось иногда тайком созваниваться, так как Трошкин контролировал каждый Машин шаг. На её робкие возражения, что она тоже человек и имеет права, муж обычно разражался гневной лекцией о зажравшихся деревенских девках, не ценящих блага, которыми их осыпают мужья из столицы.
— Неблагодарная тупица! — гремел Трошкин, и от звука его голоса Маша съёживалась, превращаясь в испуганную девочку. — Мыкалась бы сейчас по съёмным квартирам или вернулась бы в свою дыру коровам хвосты крутить! Да таким, как ты, в Москве одна дорога — в проститутки или рыночные торговки!
— Почему же? — робко вставляла Маша. — У меня диплом. Я работать могла бы, рекламой заниматься или художественным оформлением.
— Тут таких умных с дипломами — сотня на квадратный метр! А чтоб место хорошее получить — сначала по кругу пройти надо! Всех ублажить! Это таких, как я — честных, порядочных мужчин, сперва женящихся, а потом уже вольности позволяющих — по пальцам сосчитать! — Муж смотрел на Машу с презрением. — Ты из благодарности должна мне ноги мыть и юшку пить, а не глаза недовольно закатывать!
Маша внимала его доводам, согласно кивала, но слёзы сами наворачивались на глаза, а сердце сжимало тугим обручем обиды. А потом Трошкин начал приводить домой женщин. Открыто, не стесняясь, запирался с ними в спальне, и Маша впадала в ступор, слыша хохот и сладострастные стоны, несущиеся из-за двери.
— Ну-ну, только не надо драматизировать, — говорил он потом, выпроводив очередную пассию и похлопывая рыдающую Машу по плечу. — Мужчины так устроены, одной женщины им мало. Разве мама не говорила тебе об этом? Ты должна радоваться, что я поступаю с тобой честно — не снимаю какие-то чужие квартиры или номера в гостиницах, где царит антисанитария. Не обманываю, как другие мужья, скрывая свои увлечения. У нас в семье всё честно.