Тайна Тихого океана
Шрифт:
– Меня всегда занимал вопрос, зачем ночные мотыльки летят на огонь и находят свою смерть. Прими мои поздравления, солдат, за то, что смог прожить так долго. И – прощай…
– Минуточку, господин Кортес – преспокойно сказал Зыкин. – Никакого бизнеса, это только личное.
– Лягушки квакают так громко, считая, что их песни услаждают слух большой птицы Ам. Но прислушиваются к кваканью только хищные аисты.
Нет, совсем не так виделось Герде противостояние ее возлюбленного и мерзкого злодея. Где залитая мексиканским солнцем пустынная улочка тихого городка? Где пыль на сомбреро медленно сближающихся
– Обратите внимание, господин Кортес, бронетехника уходит с позиций. Осада снята, город освобожден.
Кортес мельком глянул за плечо невозмутимого русского. В самом деле дряхлые самоходки, бряцая ребристыми кожухами и быча пупырчатые горбы, разворачивались и уползали в сторону Петропавловки. Латинос вернул взгляд на Зыкина.
– Хочешь, сказать, что это ты заставил их уйти?
– Нет, не я. Мой… мой друг, – последнее слово далось Валере с некоторым трудом. – Но по моей просьбе. Да и какая разница? Если теперь вам никто не угрожает, вы можете…
– Что?! – Шрам от холода извивался, как угорь, которому прищемили хвост. Холод грыз тело индейца, босые ноги срастались с сатанински промерзшим куполом. Прыгающий в, будто пораженных церебральным параличом, руках «узи», казалось, вот-вот выплюнет смертельный рой просто чтобы согреться. Вождь бороро не понимал этого русского, спокойного, как сытый удав. Восемь минут до часа Икс. – Может, отдать тебе сапоги?!
– Оставьте себе.
– А зачем ты явился в этот час?
– За ней.
Валера кивнул на замершую в сторонке Герду, и Герде вдруг отчего-то стало тепло и уютно в снеговерти лютой русской зимы. Он пришел за ней! Он спает ее! Милый, милый…
Кортес на секунду даже забыл про босые ноги. Покосился на заложницу, перевел взгляд на русского. Не один десяток лет назад сам Кортес продал душу ради мести за свою сестру. Но то была сестра, родная кровь, а не просто женщина. Русский стоял в прежней непринужденной позе, лишь щеки его раскраснелись от мороза.
– ЕЕ?! Зачем она тебе? – спросил Кортес и прислушался к собственному сердцу. Нет, уже не нужна была ему эта лунолицая гордячка, только ненавистью ко всему человечеству уже грезил Кортес. До безумия сладко по костям черепа растекалась зубная боль, вкусная, как трехсотлетнее вино, и дарящая силу, как аромат драконьего лотоса. Пора прочитать нужные молитвы, очистить разум от посторонних мыслей… и обуть эти чертовы сапоги, в конце концов, – он уже не чувствовал пальцы на ногах… Проклятая страна, проклятая зима, проклятые русские…
– Я люблю ее, – просто ответил Зыкин, и Герда едва не бросилась ему на шею. – Я люблю тебя, Герда, и хочу спросить, но не решаюсь…
А Кортес наконец-то все понял. Как он сразу не сообразил, что нет здесь ни ловушки, ни многоходовой операции мегатонников, ни закулисных игр большой политики – все просто, как брачный ритуал Черной вдовы [147] !
– Ты, главное, ничего не бойся, либер Валерочка!
– У нас в стране в особых случаях разрешены ранние браки… Теперь с этим проще, и…
147
Вид
У дряхлого скунса, которому солнце пропекло облысевшую башку и сварило мозги, и то больше сообразительности, чем у великого Кортеса, непобедимого воина! Эта надменная кукла, оказывается, умеет разбивать сердца мужчин. Кортес едва сдержал зловещий смех. До полуночи, до момента, когда мир опрокинется, осталось четыре минуты. Надо торопиться.
– У вас разрешены ранние браки, и?.. – волновалась Герда.
– Ну, не то, чтобы разрешены, но и не запрещены, – мямлил Валера.
– И?!.
– Что ж, солдат, – негромко сказал индеец, но даже свист свирепого ветра не заглушил его слова. – Я тебя понял. И мой ответ – нет. Не отдам.
– Ответ – окончательный? – наклонил голову набок Зыкин, и впервые в его глазах появилось странное, не понятое Гердой выражение.
– Окончательный.
– Ага… Ну ладно, я все равно должен был попробовать… Милая Герда, я прошу тебя стать моей женой, чтобы в радости и горе… Ты могла бы стать поварихой при нашей части… или писарем. Только мне это не очень нравится, парни у нас бойкие, начнут клинья подбивать.
– Встретимся в саванне Гребахи Чучина, белый человек из грязных городов. – И Кортес нажал на курок.
Пока боек плющил капсюли патронов, произошло слишком многое.
Очередь раскаленных пуль в медной оболочке прошила то место, где только что стоял Зыкин.
Но не успела первая пуля покинуть уютный магазин и вырваться в ночные холод, как Герда, завизжав, будто попавший в капкан кролик, прыгнула на ненавистного Кортеса и повисла на руке с изрыгающим смерть автоматом. Вцепилась зубами в запястье – да разве прокусишь девичьими зубками грубую доху!
Но не успела Герда цапнуть Кортеса за руку, как самого индейца подсекла некая незримая сила, и он потерял равновесие. Нелепо взмахнув босыми ступнями, последний воин племени бороро покатился вниз по куполу и увлек за собой продолжающую визжать приемную внучку партайгеноссе Мартина… покатился навстречу темноте и падению с головокружительной высоты. Навстречу заснеженному асфальту Лиговского проспекта…
Но не успела очередь из «узи» прочертить дугу в ночном небе, как автомат захлебнулся: закончился магазин. Кортес отшвырнул бесполезное оружие. Патроны – ерунда, гораздо хуже было то, что в падении он выронил оба сапога… но сейчас было не до обувки, главное было не упасть в пропасть… а тут еще и девка эта путается… задержаться, только бы остановить соскальзывание…
Наверное, боги все же помогли последнему воину бороро – он, сам не понял как, чудом зацепился ногтями за стык между листами обшивки купола. Раздался противный скрежет – словно железом по стеклу, заглушивший даже вопли Герды, клещом вцепившейся в лодыжку Кортеса. Кортес отчаянно засучил пятками, тормозя, проклятая девка тянула его вниз…
Две минуты.
Стоп. Приехали. Конечная остановка.
Индеец остановился – по пояс на куполе, ниже пояса в бездне. Герда висела над пропастью, держа его за ногу, раскачиваясь и не переставая голосить. Кортес мгновенье отдыхал, уткнувшись лбом в сосущий из кожи тепло металл, потом поднял голову…