Тайна трех подруг

Королева Лариса Анатольевна

— А бывшие воспитанники приходят к вам?

— И приходят, и письма пишут, и фотографии шлют. Случается, жизнь сама столкнет. Один мой шаловливый мальчик стал большим человеком, владельцем крупной фирмы, на юбилей детдома целый компьютерный класс нам подарил. А милая девочка из моих любимиц свою новорожденную дочурку нам сдала: дескать, меня вырастили и ее поднимите… Такие вот дела.

— Наверно, было трудно скрывать, кто у вас ходит в любимчиках? — задала Светка еще один отвлеченный вопрос в надежде, что разговор все же вернется к основному.

— Труднее

скрывать — кто в «нелюбимчиках». Дети, они ведь всякие бывают: и лживые, и злобные, и подлые. Наследуют пороки своих родителей, расплачиваются за их грехи. Мы-то в каждого малыша пытались заронить зерна добра, справедливости, а жизнь — штука сложная. К семье и к воле наши пташки не приспособлены. Многие попадают в беду. Ваша мама попала в беду. Но я не знаю, чем вам помочь. Решительно не могу припомнить, кем бы она могла быть. А врать не хочу. Не в моих правилах обманывать людей и подавать напрасные надежды.

— А имена малышам вы давали сами?

— Нет, не давали. К нам из Дома малютки все попадали уже зарегистрированными. А чаще всего это сироты при живых родителях, дети улицы. Ужас, что за порождения! Они грязно ругаются и демонстративно сплевывают на пол, воруют и дерутся, издеваются над слабыми и при этом невинно смотрят тебе в глаза… И все равно для меня они были кто Сашок, кто Вовчик, кто Маргаритка…

— А где они получают паспорта?

— У нас и получают в торжественной обстановке пред выпуском. Так что откуда этот странный паспорт взялся, ума не приложу… Девочка со снимка из паспорта похожа только на одну мою выпускницу. Ее зовут Рината. Но она никак не может являться вашей матерью. Судя по Женечкиному рассказу, вы все время жили с мамой. А эта бедная девочка последние пятнадцать лет провела в тюрьме и деток родить не успела. Кроме того, женщина на второй фотографии из того же паспорта уже ничуть на Ринату не похожа.

Света вздохнула:

— А был у вас кто-нибудь, кто мечтал бы уехать к южному морю?

— Они все мечтали.

— Мама рассказывала, что, когда была маленькой, все время видела во сне море и представляла, что, как только вырастет, обязательно уедет на юг, — продолжила Света развитие темы, пытаясь нащупать зарубку в памяти пожилой собеседницы. — А потом села в Магадане на поезд и проехала всю страну, только до Сочи не добралась, сошла в Ростове. Но теперь-то мы знаем, что она отправилась именно к Черному морю.

— Так прямо и сказала, что села на поезд? — переспросила Наталья Борисовна. — Большая придумщица была ваша Танечка.

— Почему?

— По жизни. Вы такую песенку слышали? Говорила бабка деду: «Я в Америку уеду». — «Ах ты, старая карга, туда не ходят поезда». Извините, неблагозвучно звучит, конечно, зато верно суть отображает. Вы плохо учили в школе географию. Магадан, конечно, расположен не на острове, но на поезде оттуда не уедешь. Вот что, девчата. Я думаю, вашей мамы в нашем детдоме не было. Но она была знакома с кем-то из воспитанников и по рассказам создала подходящую легенду. А вообще прошлое ворошить — дело неблагодарное. Может статься, что лучше

вам его и не знать.

…Смирновы шли по городу, зябко кутаясь в предусмотрительно надетые шерстяные свитера. К вечеру заметно похолодало. День принял свинцовый оттенок надвигающейся непогоды. Короткое колымское лето закончилось, не успев начаться, словно молнией сверкнуло, осветив, но не согрев. И сердца тревожно замирали в предвкушении неизбежности дождя, холодного и мрачного, как состояние неопределенности, в котором они пребывали.

— Вот это здание очень напоминает по стилю вокзал. Если бы в Магадане был вокзал, — сказала Женя.

— Если бы был вокзал, — эхом отозвалась Светлана, поднимая глаза на угловую «сталинку» серо-голубого цвета с характерным шпилем и часами, напоминающими вокзальные. — А ведь мама говорила, что до смерти боится самолетов и ни за что никогда не полетит! И мы четверо суток на поезде пилили в Иркутск, когда собрались отдохнуть на Байкале!

— Ну что же, либо мама действительно никогда не была в Магадане, либо просто боялась предъявлять на контроле свой липовый паспорт. Обычно по жизни она обходилась служебным удостоверением.

— Кстати, у нас есть возможность выяснить, липовый ли паспорт. Пойдем в местное УВД да спросим, выдавался ли документ такой-то серии и номера. А что мы теряем? — Светка вытянула из заднего кармана джинсов паспорт и прочла вслух. — Выдан пятого июля 1981 года УВД Октябрьского района города Магадана.

— Подскажите, пожалуйста, где находится Октябрьский райотдел? — обратилась она к мужчине средних лет, только что купившему в киоске «Советский спорт».

Мужчина оторвался от газеты, которую принялся было читать прямо на ходу, и переспросил:

— Октябрьский? Не знаю. У нас город не делится на районы.

— А раньше — делился? Вот у вас паспорт все еще старого образца? Что там написано? Кем он выдан?

Мужчина полез во внутренний карман пиджака, вытащил книжицу в белой обложке с полуистертым российским гербом и прочел:

— УВД города Магадана. Я сорок лет живу в этом городе и не помню, чтобы было административное районное деление. А что вы хотели?

— Провалиться сквозь землю или уехать в Америку на поезде, — сказала Света.

И мужчина недоуменно пожал плечами, убирая паспорт в карман. А она галантно взяла Женю под руку и подвела итог уходящего дня.

— Итак, сестра моя Евгения, мы с тобой Никто, и звать нас Никак.

В это время Наталья Борисовна в своей слишком большой для одинокого человека квартире заваривала настойку из крупных плодов шиповника, машинально выговаривала вслух слова детской латвийской песенки и думала: как все-таки могло случиться, что в чей-то паспорт непостижимым образом оказалась вклеенной фотография Ринаты. Да полно, она ли на этом снимке? Нага поймала себя на том, что почти забыла, как выглядела ее бедовая воспитанница в свои семнадцать лет. Перед глазами стояло блеклое лицо совсем другой Ринаты — избитой жизнью женщины под сорок лет, только что освобожденной из колонии строгого режима.