Тайна Высокого Замка
Шрифт:
«Надо пойти в школу, где учился Петрик, — решает Ганнуся. Кто-нибудь из мальчуганов будет знать, где он…»
Прохожие с сочувствием смотрели на вспухшие босые ноги измождённой до крайности нищенки.
Какая-то совсем незнакомая женщина со впалыми щеками подошла к Ганнусе, сняла со своих ног старенькие боты и силой надела их на девушку.
— Что вы… у вас самой порванные туфли… — прошептала растроганная Ганнуся. — Ох, уж не знаю, как и благодарить вас…
—
На дверях школы знакомая надпись: «Нур фюр дойче».
— И тут они…
Чтобы не упасть, Ганнуся в изнеможении прислонилась к афишной тумбе.
Мимо торопливо прошёл человек в чёрном пальто с поднятым воротником.
Что-то знакомое показалось ей в этих сутулых плечах и широкой твёрдой походке Ганнуся побежала за ним; но чувствуя, что силы её покидают, тихо окликнула:
— Пане доктор!
Прохожий замедлил шаг, обернулся.
— Что вам угодно? — устало спросил доктор.
— Вы меня не узнаёте?
— Извините, но я…
— Степан Иванович, это же я… Ганя Ковальчук.
Доктор скорее угадал, чем узнал в искажённых недугом и страданиями чертах нищенки ту шуструю ясноглазую девочку с милыми ямочками на щеках.
— Простите, — вежливо и как-то виновато сказала Ганнуся. — Сегодня меня выпустили из гестапо… Я не могу никого найти… Мне негде переночевать…
Ни о чём не расспрашивая девушку, доктор принялся шарить у себя в карманах, а сам чуть слышно прошептал:
— За тобой следят, Ганнуся… Делай вид, что мы незнакомы… Но из виду меня не выпускай… я помогу тебе…
Протянув мелочь «нищенке», доктор перешёл на противоположную сторону тротуара и вошёл в хлебный магазин.
Доктор был убеждён, что девушку выпустили из гестаповского застенка с той целью, чтобы она привела на одну из конспиративных квартир.
«Нищенка» сидела на каменных ступеньках костёла Иезуитов. Ей было видно, как, не доходя до угла, доктор скрылся в подъезде мрачного средневекового замка со следами пуль на каменных стенах фасада.
Ганнуся встала и медленно побрела.
Доктор прошёл пол сводами узкого коридора, похожего на туннель, соединяющий двор с улицей, но, не доходя до конца, свернул влево — на лестницу. Здесь царил полный мрак. Когда глаза доктора привыкли к темноте, он заметил, что высокие, в рост человека окна, выходящие во двор, плотно забиты досками и теперь являются своеобразными нишами.
«Скажите, пожалуйста, порой и бомбёжка может оказать услугу», — горько улыбнулся доктор, укрываясь в нише.
Прошло минут десять-пятнадцать, прежде чем снизу гулко, как из подземелья, послышалось
— Ганнуся, сюда…
Некоторое время они стояли, молча прислушиваясь.
— Степан Иванович…
Но девушка тут же была остановлена доктором.
Стало так тихо, что сюда долетали голоса детей, играющих в соседнем дворе.
— Это проходной двор… — чуть слышно роняет Ганнуся. Отсюда мы можем выйти к ратуше…
— Я знаю. Но сейчас нам важно… — он внезапно умолк, заслышав гулкий стук сапог о каменные плиты коридора.
— Она вошла сюда, вслед за этим субъектом в шляпе.
— Ты запомнил лицо этого типа?
— Нет!
— Гром и молния!
— Не беспокойся, Ганс, с такими ногами она далеко не уйдёт.
— Вот что, Карл, вы с Фрицем ступайте через проходной двор, а я тут сам осмотрю…
— Позволь, я пойду с тобой, Ганс.
— Не теряйте время! Они уйдут!
Двое преследователей мотнулись во двор.
Из темноты донёсся осторожный скрип ступеньки.
Доктор сжал руку Ганнуси, и они еще крепче прижались к доскам.
Деревянные ступеньки скрипели всё ближе и ближе. Уже отчётливо слышалось тяжелое сопение. Яркий круг луча от фонарика легко скользнул по ступенькам, вспорхнул на стену и пополз по ней, прощупывая каждый сантиметр.
Доктор осторожно взвёл в кармане курок пистолета.
Но выстрелить ему не пришлось.
В десяти шагах от ниши, где они притаились, распахнулась дверь, и чей-то сиплый голос крикнул:
— Рэкс, пшел на двор!
Дверь захлопнулась.
Огромная овчарка, разъярённая светом, полоснувшим её по глазам, свирепо рыча, одним прыжком опрокинула навзничь гестаповца.
Испуганный крик, стоны, проклятия и, наконец, стук фонарика о каменный пол внизу.
Стало совсем темно. И в ту же минуту грохнуло несколько выстрелов. Собака взвыла и затихла.
— Ушёл… — облегчённо перевела дух Ганнуся, чувствуя, как лохмотья прилипли к её спине.
— Через несколько минут дом оцепят… Отсюда надо немедленно уходить…
Промолвив это, доктор схватил на руки почти невесомую девушку и с удивительной лёгкостью для его лет сбежал с ней вниз.
Уже совсем стемнело, когда доктор и Ганнуся, петляя в лабиринте кривых и узких средневековых улочек Краковского предместья, пришли на улицу Льва, к тому самому дому, куда незадолго до них зашли Петрик Олесь.
— Ну вот, теперь мы оставили в дураках наших преследователей и благополучно добрались домой, — по-отечески ласково шепнул доктор Ганнусе, едва живой от усталости и пережитых волнений.